Агния Францевна пробыла в теле Татьяны явно больше получаса.

– Да, тело.

– Передай мне имбирное печенье, – перевела тему бабушка, – оно в кладовке на втором этаже.

– Ты уходишь от вопроса.

– Печенье, драгоценная моя, печенье.

Майя фыркнула и пошла за печеньем. Напоследок она крикнула:

– Может прекратишь меня пытаться защитить от правды? И начнёшь делиться своими секретами. Я, между прочим, взрослая! Почти семнадцатилетняя девушка… а ты.

Майя прошлёпала по ступенькам, подошла к нужным резным дверцам, потянула их на себя и чуть не вскрикнула от ужаса. Всё пространство кладовок занимал огромный в её рост янтарь, внутри которого как в куске льда застала молодая женщина лет двадцати восьми со стройным станом. Её лобик был покрыт морщинками-иероглифами. Глаза её – огромные зеленые нефритовые. Коса как ночь, тяжелая словно цепь из титана, будто к спине прилипшая. Одежда из зеленой парчи и бархата с переливами, каменьями изукрашена.

Это была Татьяна, которую бабушка заботливо по-праздничному обернула в зеленую с серебряными блестками мишуру.

– Я и не защищаю тебя от правды.

Майя аж подпрыгнула. За её спиной стояла Агния Францевна.

– А вот и имбирное печенье.

Агния Францевна наклонилась и подняла с пола кладовки стеклянную банку, открыла стеклянный колпак и беззаботно засунула себе в рот огромную печенюшку в форме звезды.

– Бужешь? – промычала она с набитым ртом, протягивая внучке банку.

Майя только хлопала глазами, открыв рот.

– Ну не хочешь, так не хочешь, – мне больше достанется.

Бабушка развернулась и ушла вниз по лестнице обратно на кухню. Майю передернуло, она, стараясь не смотреть на Татьяну в янтаре, закрыла двери кладовки и вернулась обратно за стол.

– Труп в кладовке тебя вообще не беспокоит?

– Не, так она ж молчит, – пожала плечами Агния Францевна, – Нет бывает в полную подземельную луну он, как мне кажется, немного подтаивает, но это даже незаметно.

– Зачем ты её хранишь?

– В хозяйстве все пригодится… даже труп девушки с низкой социальной ответственностью.

32 кофейных зерна были покрашены золотой краской и засыпаны в первую попавшуюся чашку, из которой Майю заставили попить кофе.

– Это должна быть твоя чашка, – объяснила бабушка, – иначе кофейный корги не поймёт, от кого принял дар.

– Или вообще об этом не узнает… – буркнула под нос Майя.

– Я всё слышу… – ответила бабушка.

Дом Татьяны был настолько огромным, что бабушка с Майей продолжали его наряжать в весь следующий день – 32 декабря.

Как оказалось странный праздник 32 декабря не имел даже своего дня недели. Он просто не был вписан в обычный распорядок и просто значился во всех календарях красным шрифтом. 32 декабря мир будто выпадал из основного времяисчисления.

Ближе к шести вечера Агния Францевна будто поникла. Она стала молчаливой, задумчивой, а каждый её шаг сопровождался тяжелым вздохом. Майя была готова поклясться, что видела слезы слез на её щеках – но они просыхали так быстро, что поймать бабушку за этим было невозможно.

К семи она попросила Майю переодеться обратно в форму Академии теней.

– Зачем? Я планировала провести у тебя все каникулы? Ты против?

Майю смешили собственные слова, но Агния Францевна была настроена серьезно.

– Не задавай глупых вопросов, а то нос отвалиться. Просто делай то, что я попросила.

К восьми вечера у Агнии Францевны будто проснулось второе дыхание. Она вновь погрузилась в заботы, накрыла на стол, расставила все бокалы и тарелки. Их почему-то было на три набора больше, чем нужно.

– Мы кого-то ждем в гости?

– Один набор Мудрусу, – сказала Агния Францевна, доставая из буфета банку рыбьего жира.

Бабушка налила пол чашки полупрозрачной вязкой желтой жидкости в чашку и поставила на блюдце.

– Только Мудрус что-то последнее время мне отвечать перестал, – наморщила нос Майя, запах рыбьего жира её не вдохновлял.

– Он в спячке, до весны, – сказала Агния Францевна, – я больше тебе скажу: он никогда и не сможет попробовать рыбий жир – ему недоступны такие удовольствия как кушать или пить… Он не умеет уставать… Но это вовсе не значит, что я не считаю его за гостя. Я рада ему в той же мере, драгоценная моя, что и тебе. Мудрус меня не однократно выручал. Он заслуживает хорошего отношения.

– Он же был в изумруде… Как он мог тебя выручать?!

Майя казалось, что бабушка бредит. Агния Францевна оставила вопрос Майи виснуть в воздухе.

К девяти у Майи засосало под ложечкой. Всё происходящее ей напоминало тот день, когда её отправили в пекарню с мешком мелочи приобрести сто пышек и одну булку. Впоследствии, Майя поняла, что это был отвлекающий манёвр, чтобы уберечь её от ядоязыких. И сейчас опять – Агния Францевна к чему-то готовилась, к тому, во что не посвятила внучку.

В десять часов Агния Францевна усадила Майю на диван в гостиной напротив себя и глубоко вздохнула:

– Ты же знаешь, что я люблю тебя.

– Бабушка, что происходит, – Майе это не нравилось.

– Происходит то, что уже произошло, – на этих словах старушка грустно улыбнулась, – не позволяй никому сомневаться в твоих силах. Ты справишься со всеми трудностями. Ты – умная, ты – сильная, ты – прекрасная. Ты любого достанешь с того света, – она вновь расплылась в печальной улыбке, – если захочешь. Думай своей головой. Всегда. С Мудрусом и без него. Но только своей. И планируй всё. На десять. На двадцать шагов вперёд. Как часто говорит Мудрус: «Всегда имей запасной план, – глаза бабушки были на мокром месте, – особенно, если дело касается престола…» Я оттянула нам столько времени, сколько смогла… – она вновь помолчала, – Он правда тебя любит, но пока он слишком юн, чтобы это осознать… Он осознает… правда будет уже поздно…

По щекам бабушки покатились слёзы.

– Я не понимаю… – мотала головой Майя, – Ты… ты будто прощаешься со мной? Что происходит? – Майя чувствовала, как к горлу подкатывает паника.

Входная дверь с треском отлетела в сторону. Майя вскочила, перемахнула за спинку дивана и притаилась.

– Бабушка! Прячься! – громко шептала Майя, глядя на неё.

Агния Францевна лишь покачала головой.

– Не бойся. Всё будет хорошо.

Она медленно встала с дивана и направилась к дверям.

– Я знаю, что вы здесь! – раздался знакомой женский голос с хрипотцой.

У Майи всё похолодело внутри – это был голос Гадюки.

Агния Францевна направилась к входной двери. Там в проеме в боевой стойке со старинным револьвером на вытянутой руке стояла высокая дамочка в леопардовых лосинах и приталенном плаще из змеиной кожи с заляпанном грязью подолом. Губы её зеленым пятном выделялись на бледной коже, жидкие черные волосы были убраны в низкий хвост, а лицо, как и у остальных прикрывала змеиная маска. Девушка была такой тощей, что походила на спицу.