Рядом с ней стоял высокий парень с такими же жидкими черными волосами – Аспид.

– А вот и мои гости, – сказала больше себе чем кому-то Агния Францевна, – пунктуальны – 32 декабря на часах 23:56.

– Не будешь убегать, старуха?

Агния покачала головой.

– Мы обе знаем, Галина, что я далеко не убегу. Полуночник приказал меня убить. К чему этот цирк.

– Это подстава, – медленно прошептал Аспид.

– Здесь нет никакой подставы, Виктор, – покачала головой бабушка.

Лицо парня под змеиной маской вытянулось, в глазах блеснул страх.

– Гадюка, стреляй, – рявкнул парень, ему не нравилось, то, что Агния Францевна слишком много о них знала.

Гадюка не шевелилась.

– Галина, стреляй! – крикнула на Гадюку Агния Францевна.

У Галины дрожали руки – первый раз в её жизни жертва упрямо просила её пристрелить её. Не убегала, ни боялась, а покорно ждала, даже настаивала на скорейшей смерти.

– Да что ж ты будешь делать?! – вспылила Агния Францевна, – сделала шаг по направлению к наведенному на неё револьверу.

Раздался выстрел. Майя вскрикнула.

Выпущенный из револьвера пушистый шеехват кислотно зеленого цвета вырвался из дула и впился острыми клыками в покрытую морщинами шею бабушки.

Майя, забыв о ядоязыких, рванула к бабушке и опустилась рядом с ней на колени. Шеехват уже испарился с громким хлопком, но бабушка ещё была жива.

– Бабушка. Бабушка. Нет.

Майя трясла Агнию Францевну с такой силой, будто надеялась, что та сейчас оживёт, стоит Майе громче прикрикнуть.

– Я… – сдавленным голосом шептала Агния Францевна – Я тебе не бабушка, драгоценная моя…

Она взяла руку Майи своими немощными пальцами и приложила ладонь к груди девушки, будто на что-то намекая. Агния Францевна что-то ещё хотела ей сказать. Губы её, похожие на две высохшие рыбешки, дрожали. И она ослабла, так и недоговорив.

Тут произошло нечто из ряда вон. Лицо Агнии Францевны покрылось миллионом трещинок и голубых прожилок. С неё слетала маска масколикого. Майя отпрянула от тела и вылупилась на старушку, разинув рот от изумления. Тело Агнии Францевны вмиг помолодело, его обладательница была всего на пару лет старше Майи. Лицо было изуродовано множеством розовых шрамов с голубыми спиралями так что почти не походило на человеческое. Кто была эта женщина – понять было нереально. Ресниц, бровей и волос у нее не было, как у пациента кабинета химиотерапии. Майя осторожно дотронулась до руки женщины и рука просела, словно прогоревшая бумага. Женщина скукоживалась будто подожжённая огнем изнутри, пока не превратилась в горку серого пепла, которую разнес по комнате холодный ветер.

– Я тебя просила, остановиться… Ты меня не послушала… Отец отдал приказ её убить… – Гадюка покрутила в руках нож-крис с волнообразным лезвием, – я бы и тебя убила, но приказа не было… Однако… судя по тому, как ты следуешь моим советам наша следующая встреча будет с моим ножом у твоего горла.

У Майи не было сил нападать на Гадюку. Майя отчаянно закричала и потонула в потоке слепящей душевной боли, даже не заметив, как ядоязыкие покинули дом. Слезы застилали глаза Майи, грудь будто разрывало. Девушка не могла дышать.

Еле-еле её сил хватило на то, чтобы закатить рукав блузки, где располагалось её цветочное клеймо незабудка, сосредоточиться, представить тайный ход за зарослями кристаллов в Академию Теней и переместиться. Всё заволокло темнотой и Майя услышала шёпот, свой минералистический код:

Свинец наивен по натуре,

Фтор же вспыльчивее бури.

Ванадий — влюбится легко

Здесь до беды недалеко.

Рутений – искренний всегда,

Его чистее лишь вода.

Прометей во тьме любой

Будет жертвовать собой.

Совесть чистой сохранится -

Марганец – звено, не птица.

Ходит часто кюрий в юбке.

Кальций сильный, не скорлупка,

Не сломить вам никогда.

Углерод – душа всегда.

Теннессин храбрее льва,

Однако смелость рокова.

Майя брела по туннелю, ее шатало. Она не помнила, как преодолела его, добралась до Чокнутого Страуса и тихо постучала.

Дверь открыл Илья. В своем сером кардигане он как в домашнем халате выглядел располагающем к себе.

– Эй, солнышко, ты чего так ран…

Он умолк на полу фразе, заметив, что нос и щеки Майи опухли от слёз, а белки покраснели.

– Что стряслось?

Самые холодные каникулы

Майя не смогла ответить, только молча прошла в коридор квартирке. Через дверной проем она заметила на кухне Василику. Та, сунув нос одновременно в три учебника по истории Подземельного Мира, морщила лоб, пытаясь вспомнить что-то.

– Напомни в каком году…

– Не сейчас! – буркнул Илья, провожая за плечи Майю в соседнее кресло.

– Шёл бы ты… – Василика оборвалась на середине ругательства, увидев зарёванную Майю, – Что с ней?

Илья не ответил, он проводил Майю на кухню, усадил на диван и принёс шерстяной плед – в Чокнутом Страусе было прохладно, а все окна были открыты на распашку.

– Хочешь успокаивающий чай? – спросил Илья Майю, уставившуюся в одну точку, – Особый. Василикин. Он успокаивает окончательно и навсегда.

Василика исподтишка толкнула парня локтем в бок. Шутки были не к месту.

– Хей, – Василика села рядом, приобняла Майю и погладила по спине. Майя. О всей силы упала на колени к Василике и зарыдала с новой силой. Сквозь всхлипы она рассказала про смерть бабушки, про ядоязыких и угрозы Гадюки, умолчала лишь о масколиких, помня о том, что упоминать подобные вещи рискованно для жизни.

После её рассказа кухня погрузилась в молчание, лишь Майя хлюпала носом. Тишину нарушил Илья:

– Кто-то умирает каждый день…

Майя ещё громче забилась в рыданиях.

«Чего-то получше ты придумать не мог?! – прочёл он во взгляде Василики».

Илья опустился на корточки и взял Майю за руки.

– Так вдохни и выдохни. Всё нормально слышишь. Всё позади. Здесь тебя никто не достанет. Я этого не позволю. Если что-то такое случается, то всё, что тебе надо сделать – это прийти ко мне. Если не смогу помочь, то хотя бы успокою.

Илья протянул руки, желая заключить Майю в объятье. Майя даже перестала всхлипывать, почувствовав тепло его рук в нескольких сантиметрах от её тела. Но он одёрнул их.