– Что стоймя стоишь, пропускай петлю по дереву и себе на пояс, будешь страховать.

От удивления я почти лишился дара речи.

– Ты что, Филин, сбрендил с перепою? Ты серьезно собираешься в яму спускаться?

– Ага, – хохотнул мой куратор, – заодно и протрезвею.

– Федор, Антоша, вы ли? – послышался слабый голос из воронки.

– Мы, Семен, мы, – заржал в голос Федор. – Что же ты, сыть волчья, нам такое долгое время мозги пудрил?

– В смысле? – поинтересовались из ямы. – Ты о чем сейчас вообще толкуешь?

Федор скроил ироничную физиономию и, поманив пальцем, указал мне на здоровенный волчий отпечаток рядом с валяющимся в снегу ботинком. Судя по всему, как раз в этом месте человеко-зверь атаковал, скинув в прыжке обувь, чтоб не мешала трансформации ног в лапы.

– Семен, – позвал я. – Ты в яме-то один?

– Один, – отозвался гений микроэлектроники.

– А как ты туда попал?

– Провалился.

– Да ясно дело, – улыбнулся я. – Ты что вообще тут делаешь?

Воцарилось секундное молчание.

– Черт его знает, – признался невольный пленник. – Помню только, что до ветру меня понесло, вышел во двор, дай, думаю, сгоняю по-быстрому, а потом как отрубило. Очнулся уже здесь, в яме, в руках кукла какая-то, чем-то бурым облита, понимания ноль без палочки. Хорошо хоть, ничего себе не переломал.

– Экий ты, Семен, затейник, – вздохнул Федор и, передумав, очевидно, лезть в яму самостоятельно, отвязал от пояса трос, бросил его конец в воронку. – Вылазь, путешественник, ботинки твои наверху.

– Да что там самогонный аппарат, элементарщина, – Семен дрожащими руками схватил у Федора из рук флягу с коньяком и жадно присосался к горлышку. Накрыло Сему именно в тот момент, когда поутру местный самоделкин решил проследовать в сторону сортира, который, по старой деревенской традиции, располагался во дворе. Поскольку особо долго бегать по морозу хозяин дома не планировал, то и утепляться толком не стал. Накинул на голое тело ватник, влез босыми ногами в стоптанные, видавшие виды ботинки сорок третьего размера и вышел на крыльцо.

– Ну, так что, самогон али коньяк? – поинтересовался Федор.

– Самогон, – отмахнулся Семен и сделал пару солидных глотков. – Думал, помру в яме, а по весне откопают. Открываю глаза, в руках кукла, сам в дряни бурой и вокруг только земляные стены. – Семена передернуло. – А это, я говорю, самогон, хоть и приличный, да и делать его не особо сложно. Любой человек с руками может. Делов-то на копейку, а для себя так вообще не возбраняется.

– Так уж и легко? – улыбнулся я, шагая рядом.

– Плевое дело, всего две части по сути в аппарате – испаритель и конденсатор. Этих двух частей более чем достаточно, остальное для особо притязательных.

– Ладно, пусть самогон. – Федор отобрал у своего приятеля флягу и спрятал её назад в сумку. – Ты вот лучше еще расскажи, что помнишь, ну, между тем моментом, что во двор вышел, и до того места, как в яме очнулся.

– Ничего, – покачал головой Семен. – Вообще ничего.

– И часто у вас такое? Ну, в смысле беспамятство? – спросил я. Идти по уже утоптанной тропинке было одно удовольствие.

– Бывает, – признался Семен. – Вроде не было такого никогда, выпью и будто помню все, а последние несколько лет такая оказия. То в свинарнике проснусь, то за околицей где, то вообще посреди леса. Я уж и к доктору обращался, и анализы сдавал, думал, может, беленькая меня накрыла, но все эскулапы как сговорились и в голос утверждают: «Семен Андреевич, с вами все в порядке». Дрова, говорят, на вас рубить можно и воду возить, а вы по врачам бегаете.

– Ясно, – кивнул Федор. – Ты вот пока идешь по морозцу, память освежи и хорошенько подумай, происходило ли с тобой что-то из ряда вон выходящее за последние несколько лет. Ну, там, люди чудные, видения странные, или такое, что можно бредом горячечным посчитать?

Семен крепко задумался.

– Не помню, – вздохнул он. – Ей-богу, не помню.

Мы с Федором переглянулись, и охотник дружески похлопал по плечу незадачливого оборотня.

– Ты, Сема, все-таки поднапрягись. Мы тут с Антошей до вечера, потом на электричку и в город, а твою историю хотели бы сегодня услышать.

– Хорошо, – вздохнул Семен, – постараюсь. Может, в баньке полегчает, да припомню что?

Федор радостно потер ладони.

– Вот это здравая мысль. Попаримся, косточки пожарим, дурь разную из организмов повыгоняем, а там оно само собой придет.

Вечером Семен вызвался проводить нас до станции. После погрузки с вещами в вагон последней электрички долго еще стоял на перроне и махал рукой. Федор сидел молча, делая какие-то подсчеты на калькуляторе, и, наконец улыбнувшись, показал мне получившуюся цифру.

– Твоих тут тридцать пять процентов, – пояснил он.

– Откуда? – удивился я. – Зверюгу-то мы не изловили.

– Да ты что, – ахнул охотник. – Это же во сто крат лучше. Мы с тобой локализовали и вычислили самого что ни на есть настоящего оборотня. Сейчас приедем, сдадим все данные в отдел, получим свои денежки, и можем погулять пару неделек, если вдруг еще что не подвернется.

– Ничего не понимаю, – признался я.

– Да чего тут понимать! Это же как новогодний подарок для научников. Объект в здравом уме и трезвой памяти, на контакт пойдет за милую душу и спокойно, не спеша наши светлые головы примутся за исследование. Забор крови там, рентген, соскоб слизистой и анализ мокроты, и еще килограммы вкусностей, которые на том же мертвом или неконтактном звере уже не попрактикуешь особо. Понял ты, дурья голова?

– И не жалко тебе его? – подивился я. – Он же хуже лабораторной мыши будет. Мужик-то не плохой, головастый, с руками.

– В человеческом обличье, – отмахнулся Федор. – В человеческом они все положительные, а как в волка перекинутся, так сразу тобой пообедать норовят. Видел, что с куклой приключилось?

Вместе с Семеном тогда мы вынули из ямы и импортного искусственного младенца. Порван он был знатно, по всему резиновому тельцу четко прослеживались следы острых длинных зубов. Также были прокушены голова и горло, а правая рука так и вовсе оторвана.

– Видел, – признался я. – Смотреть страшно.

– Так это с куклой, – вздохнул Федор. – Представь, что бы было, если бы Сема вдруг среди ночи в хате решил в волка поиграть.

Я в ужасе поежился, представив в красках, как бог электроники вдруг покрывается шерстью, отращивает себе клыки в палец длиной и плетется в нашу комнату, где у него уже есть два готовых блюда, только надкуси.

Подложив под голову сумку, Федор улегся на скамейку и, вытянувшись во весь рост, закрыл глаза.

– Покемарю пока, – пояснил он. – Чего время-то зря терять.