Он заканчивает писать, дует на платок и протягивает его мне.

– Во веки веков?

– Да, это означает: навсегда, насовсем. Даже после того как твоя работа в Отеле закончится и ты вернешься домой.

Я сощуриваюсь.

– Но почему ты идешь на это?

– Помнишь, я говорил тебе, что собираюсь управлять собственным Домом? Чтобы защищать свою семью, мне тоже нужна сила. У Отеля она есть. Если я стану Управляющим, то есть хозяином Дома Агапиоса, то получу столько силы, что смогу защищать свою семью на протяжении всей жизни.

– Я думал, Агапиос тебя понизил.

– Это временный откат на несколько шагов назад, – улыбается Нико. – К тому же существуют и другие великие Дома. Если смогу стать хозяином одного из них, все навеки устроится для меня и моей семьи. Но чтобы добиться своей цели, мне нужны люди, которым я смогу полностью доверять. Те, кто поможет мне на пути, кто будет полностью доверять мне, что бы ни случилось. А обет побратимства и тебя сделает членом моей семьи.

Так странно, когда со мной говорит о полном взаимном доверии человек, с которым мы знакомы всего ничего. Но это не кто попало – это Нико, парень, который вывел меня из больницы и ввел в совершенно новый мир.

– Ты доверяешь мне? – спрашивает он, словно читая мои мысли.

Я киваю, хотя часть меня еще ощущает настороженность. Я вспоминаю тех, кому Нико при мне лгал. Но меня он никогда не обманывал, вот что важно. По крайней мере я не помню ни одного такого случая. А мысль о том, что я стану членом его семьи… перевешивает любые риски.

– Тогда дай мне руку. – Он раскрывает мою ладонь и перехватывает клин так, как Сев держал иглу тогда, у себя в комнате. – Не шевелись. Не хочу порезать слишком глубоко – иначе мы активируем связующую магию самого клина, а это нам не нужно, ты уж поверь.

– Почему не нужно?

– Хотя бы потому, что это очень больно. Клин может причинить много боли.

Нико слегка надавливает заточенным краем клина мне на ладонь, у основания большого пальца. Да, мне больно, но я не отдергиваю руку. По краям пореза вспениваются кровяные пузырьки.

Нико проделывает то же самое с собственной рукой.

– Будем расписываться на контракте кровью?

– Расписываться – это хорошо, но так еще лучше, сильнее. – Он накидывает платок себе на порезанную ладонь и протягивает ее мне. – Возьми меня за руку. Контракт будет между нами. Что связано со мной, то связано и с тобой. Мы разделяем друг с другом все, что оба имеем, во веки веков.

Он сжимает мою руку сквозь платок, и я отвечаю на пожатие. Теплая кровь склеивает наши ладони, между которыми лежит ткань с контрактом, и я почти слышу у себя в голове звук открывающейся двери. Сейчас, когда мы держимся за руки, это чувство еще сильнее, чем обычно, как будто часть его уверенности вливается в меня через кровь.

– Готово, – говорит он. – А теперь давай искать твоего отца.

Я шагаю по Мезонину в своем фрачном форменном костюме, шевеля пальцами рук в перчатках. Стараюсь не глядеть на ночные порталы на скалах – на те, которые показывают темное небо в звездах, хотя над Мезонином сейчас ярко светит солнце. Эти черные окна, как ямы в пустоту, слишком напоминают мне о темноте в пространстве между дверями. Сейчас я не готов об этом думать. Мне еще предстоит важная работа.

Я поднимаюсь по лестнице в Лифтовый холл, засовываю руку в карман, чтобы нащупать ключ. Все обернется к лучшему. С нами все будет хорошо. Кэмерон, Кэссия, Мелисса… Мы будем спасены.

Я нажимаю кнопку лифта и захожу, чтобы уехать на четвертый этаж.

Кто-то приближается, бежит к моему лифту по коридору. В щель между лифтовыми дверями, которые совсем чуть-чуть не успели закрыться, просовывается рука и останавливает их. Другая рука с силой бьет меня по лицу.

А потом это происходит снова. Лицо Мелиссы отдаляется от меня, тает в черной пустоте. Громкий треск, как будто внутри меня что-то сломалось. С огромного дерева, озаренного солнцем, опадают листья. Дверь, припертая гардеробом, перламутровый ключ у меня в руке, бледное, безжизненное лицо, смотрящее на меня. Я знаю это лицо и ненавижу его.

А еще мне очень, очень грустно и больно.

* * *

Открываю глаза, пытаясь понять, где нахожусь и кто я вообще такой. Это ведь я, верно? А не кто-то другой. А я – это… Кэмерон.

Я Кэмерон, и мне холодно.

Смотрю себе на голую грудь и вижу на ней монетку папы. Я раздет до трусов, как во время сна, но нахожусь не у себя в комнате. Нет, я в лифте, и мой палец жмет на кнопку 4-го этажа.

В клетку лифта ударяет порыв ледяного ветра. Он идет снизу, из Шахты, и мою кожу саднит от холода, она покрывается мурашками. Это не может происходить на самом деле. Я просто вижу очередной сон, из разряда тех, в которых стою голышом перед толпой одноклассников, и все указывают на меня пальцами и смеются.

Да только это не сон. Я действительно стою в служебном лифте, раздетый до нижнего белья.

Лифт тинькает, и двери его разъезжаются. За ними стоит девочка с двумя длинными черными косами, одетая в белую униформу кухонных работников. Она изумленно смотрит на меня, а я гляжу на нее с откровенным ужасом.

Нет, это не происходит со мной на самом деле!

К счастью, девочка отшатывается назад, не желая заходить, и двери лифта снова закрываются. У меня дрожит рука – так сильно, что с первого раза я не могу попасть пальцем в кнопку 17-го этажа.

Должно быть, у меня лунатизм и я ходил во сне. Раньше со мной такого никогда не случалось. Может быть, магия монетки наконец попыталась перенести меня к папе, к месту моего назначения, просто я не вовремя проснулся?

Ледяной ветер из Шахты снова пронизывает меня до костей. В снах, созданных из воспоминаний папы, всегда присутствует Шахта. Здесь случилось что-то очень важное. Но даже монетка не желает видеть это воспоминание до конца, как не показывает и цели, с которой папа тогда ехал в лифте, как не объясняет, кому принадлежит бледное лицо, которое я никак не могу распознать.

В одном я могу быть уверен: отныне буду ложиться спать только в пижаме.

* * *

На следующий день после поломки стержня все в Отеле кажется каким-то иным. Коридорные деловито развешивают таблички «Временно не работает» на двери, которые еще вчера действовали. Большие группы гостей отправляются по домам, явно боясь, что следующая поломка стержня забросит их вместо дома в какой-нибудь чужой уголок мира. Горничные патрулируют коридоры. Отель находится в режиме чрезвычайного положения – а между тем у меня осталось всего четыре дня до окончания испытательного срока.