под собой оснований и в то же время абсолютно реальным. Аристарх осознал, что должно произойти нечто экстраординарное, то, чего он никак не мог ожидать. С другой стороны, удивить не могло уже ничего. Поэт наслаждался кофе, думал над своей жизнью, радовался, что попал в полностью комфортный отрезок бытия и не строил никаких планов.

Эвелина тихонько вошла на кухню, мило улыбнулась и попросила полотенце. Затем посмотрела на кофе и решила, что горячий душ немного подождёт, а вот капучино будет более кстати.

— Я больше никогда не буду пить алкоголь, — с ходу заявила девушка.

— Тебе плохо? — с сочувствием переспросил Аристарх.

— Мне странно и немного болит голова.

— Надо поесть и станет полегче.

— О еде даже думать не хочется, может, начнём с кофе?

— Можно и так, — улыбнулся Майозубов и включил кофемашину.

— Ты меня потом проводишь?

— Конечно, но, если хочешь, можешь остаться.

— Сегодня остаться, наверное, не получится, мама уже прислала кучу сообщений.

— Мамы они такие, — понимающе улыбнулся гений. Ему нравилось всё, что происходит и хотелось побыть в этом состоянии, как можно дольше. Энергия две тысячи двадцатого года ощущалась очень неторопливой, как будто идёшь по свободной, но очень скользкой дороге и сама природа призывает к аккуратности и медлительности.

— Аристарх, всё, что произошло вчера — это правда?

— Если ты по поводу Бориски, то — да.

— Значит, нет ни одного шанса, что это воздействие спиртного? — печально усмехнулась девушка.

— Алкоголь, конечно, имел место, но, во-первых, позже, а во-вторых, прежней нормальности у тебя уже точно никогда не будет. Коли Бориска появляется, то это надолго, если не навсегда.

— Очень странная история…

— Привыкнешь, тем более, ничего особенного с тобой пока ещё не произошло.

— Считаешь, что вчерашнее — это ничего особенного?

— Просто скучная серость, ну если иметь ввиду другие побочки от появления Бориски.

— Ладно посмотрим, что и как будет… Капучино, кстати, отличный, а сейчас я пойду в душ, — задумчиво сказала Шиманская и, забрав принесённое Аристархом полотенце, молча удалилась.

Девушка буднично вышла из кухни, а в голове поэта родилась странная, почти безумная математика, основанная на магии цифр. Произошло всё спонтанно, как ненавязчивое интеллектуальное развлечение, в котором, наверное, больше утреннего кофе, чем смысла. Майозубов подумал, что в первый раз прибыл в эту точку времени-пространства двадцатого июня две тысячи двадцатого года. И, видимо, отсюда началось судьбоносное влияние числа двадцать. Но тогда почему июнь? Ведь июнь шестой месяц и, соответственно, ни имеет никакого отношения к двадцати. Однако пытливый мозг быстро решил и эту задачку, сложив две двадцатки года и одну дня прибытия. В сумме получилось шестьдесят или шесть, если понимать, что цифры складываются пока не станут однозначными. Затем, сложив две шестёрки, получил цифру двенадцать, а по итогу озвученной выше логики число три. А число три означает гармонию и нечто целое, — самоуверенно решил гений, основывая своё предположение на поговорке: «Бог троицу любит». После чего рассмеялся своим невероятно дурашливым вычислениям и отвлёкся на рифмы, непроизвольно закрутившиеся в голове.

Смыслы — осенние листья,

Слабость, как поиск основ,

Рук твоих нежные кисти

И тишина вместо слов.

Путь свой пройду настоящим,

Сердцем тасуя судьбу,

Дабы по дням нисходящим,

Жизни вести ворожбу.

Аристарх искренне наслаждался каждой минутой, понимая, что ему осталось не так уж много времени. Жизнь нежно ускользала чередой сменяющихся дней, коих оставалось, включая этот, всего восемнадцать. Впрочем, восемнадцать дней тоже совсем не мало, ведь можно успеть проститься со всем, что дорого и не заморачиваться ни на что. Поэт неторопливо прокручивал нахлынувшие скорбные мысли, но вскоре вышел из этого тягучего процесса, неожиданно рассмеявшись всплывшему «не заморачиваться», ведь подобным он вообще не страдал, всегда живя именно так, как считал нужным. Печалило только то, что жизнь, которую гений реально осознавал, ограничивалась полными двадцатью двумя годами юности и несколькими днями после, которые он, благодаря инфернальному Бориске, провёл в странных и путаных путешествиях.

С другой стороны, что сожалеть, ведь Создатель воплотил в мир столько различных жизненных историй и судеб, что на этом фоне его собственная уже не имела большого значения. При этом Аристарх не считал себя одной из миллиардов безликих песчинок бесконечного океанического пляжа, ведь, в отличие от многих, ему дарован потрясающий талант поэта и счастье наслаждаться каждым мгновением восхитительного бытия.

Майозубов ещё бы долго плавал в этом сладком сиропе осмысления себя, но на кухню вошла улыбающаяся Эвелина, обёрнутая в большое, чуть влажное полотенце.

— Я хочу ещё немного кофе и тебя, — нескромно заявила гостья.

— А насколько важна последовательность действий? — улыбнулся неожиданному напору Эвелины, поэт.

— Ни насколько… Но к чему этот вопрос?

— Всё просто, кофе придётся подождать, а я уже готов, — произнёс Аристарх и поцеловал девушку в губы.

Где-то через два часа они молча стояли на улице в ожидании вызванного такси, им совершенно не хотелось расставаться, но драматургия наступившего дня диктовала собственный сценарий. Шустрая жёлтая машинка подъехала почти моментально, как бы подчёркивая новые стандарты комфорта столичного города, поэтому прощание стало коротким и чуть эмоциональным. Аристарх впервые не ощущал радости обретения одиночества, чувствуя непривычную, но приятную зависимость от уезжающей женщины.

День располагал к неторопливой прогулке и поддавшись этому легкомысленному влечению дня, поэт направился по привычному маршруту в ставший любимым сквер с видом на комплекс «Москва-сити», дабы спокойно побродить, напитываясь вдохновением и радостной суетой провожающих карантинные меры горожан. Нежная грусть командовала парадом эмоций, превращая марширующие чувства в осмысленные рифмованные строчки.

Время чарующий странник,

Гений эмоций и дум,

Душ ненадёжных механик,

Суетный города шум

В переплетеньях страданий,

Прожитых дней маяты

Верным адептам мечтаний

Переломаешь хребты.

Майозубов торопливо сел на лавочку, записать только что родившийся стих, а давящее ощущение скорого конца, придавало совершаемым действиям особые смыслы. Ведь сейчас абсолютно всё имело значение, так как уходящую жизнь требовалось наполнять только совершенным, возвышенным и осмысленным.

— Всё пишешь? — спросил Майозубова, проходивший мимо мужчина.

— Пишу, — подняв глаза, ответил поэт и улыбнулся. Перед ним стоял красиво постаревший Миша и его «новый», только-только преодолевший стадию шаловливого щенка, Мухтар. Аристарх отметил, что Миша приобрёл почти идеальную фитнесс-фигуру и стал носить более яркую одежду, что чрезвычайно позабавило, отчего приличествующая приятной встрече улыбка стала ещё шире.

— Как дети? — продолжил беседу Аристарх.

— Да, как лошади, сожрали всё, что было в холодильнике и бегают по окрестностям. В следующем году в армию пацанов определю, пусть Родине долг отдадут.

— Как же, Миша, всё быстро происходит, считай они уже взрослые.

— Да и ты тоже давно не тот странный мальчик, которого я встретил после