не для него и даже не для себя, а по привычке, чтобы соответствовать обстановке — быть гармоничной частью общего дизайна пространства квартиры.

— Какой вы чай предпочитаете? — любезно спросила хозяйка квартиры.

— Без разницы, — улыбнулся поэт.

— У меня есть китайский чай «белый улун»

— Хорошо, Елена.

— Было бы прекрасно вернуть молодость, оставив то, что есть сейчас, — мечтательно произнесла хозяйка квартиры.

— Не думаю, чтобы вам это понравилось, — вздохнул Майозубов, ещё раз удивившись насколько фраза новой знакомой перекликается с недавними рассуждениями Бориски.

— Почему же, Аристарх?

— Потому что то, к чему вы пришли к сегодняшнему дню — важный кусок жизни и отказаться от прожитого времени, значит отказаться от самого главного.

— Бросьте, Аристарх, я вам сейчас покажу своё фото из тех лет и вы поймёте, как я была красива, — грустно улыбнулась Елена и достала альбом с фотографиями. Поэт смотрел на снимки из начала девяностых, удивляясь насколько точно они передавали, те сложные времена. Надо признаться, что на них Елена действительно очень хороша, впрочем, даже сейчас в ней оставалось то манящее очарование. Майозубову показалось, что он уже где-то видел очень похожую девушку.

— Вы действительно прекрасны, Елена…

— Была прекрасна, сейчас всё иначе, — печально поправила гостя женщина.

— Почему иначе? Просто сейчас вы немного другая…

— Вы мне льстите, Аристарх…

— Почему же, я действительно так думаю.

— А мне очень хочется вернуть ту молодость…

— Скажите, Елена, для чего вам это?

— Мне было приятно, что со мной все знакомились, делали комплименты, ухаживали, я была так свежа и привлекательна…

— Но тогда почему вы так быстро вышли замуж?

— Я встретила Гарри и влюбилась…

— Получается, что если бы не он, вы бы могли прочувствовать то состояние дольше и, если так можно выразиться, плотнее?

— Я об этом даже не думала.

— Наверное, зря, что не думали, вы же сознательно обменяли молодые годы на брак и семью и значит, это важнее, чем всё остальное.

— Даже не знаю, что и сказать.

— Мне кажется, что если вы тогда сделали такой выбор, то сделаете его снова, если вдруг случится то, о чём вы мечтаете.

— Вы про молодость?

— Ну, конечно…

— Наверное, вы правы… Хотя, как знать?

Аристарх подумал о том, насколько тяжело расставаться с энергичной молодостью, особенно, если у тебя прекрасное здоровье и тело, затем, отхлебнув глоток горячего чая, продолжил листать альбом с фотографиями. В этом простом действии чувствовался какой-то флёр старомодности и что-то настоящее одновременно. Гений не так много времени провёл в будущем, но успел заметить, что социальные сети и смартфоны заставили людей делать массу снимков, которые те вряд ли когда-нибудь посмотрят, а бумажные фотографии в красивых альбомах источали загадочность и ощущение чего-то настоящего, вечного. Майозубов перевернул ещё один лист, и не успев разглядеть новые фото, поддался очередному ветерку вдохновения, записав ещё несколько настроенческих строк:

Девушкам дарят брильянты,

А современным — импланты

В сердце вселяют надежду

После срывают одежду.

Юность — яркая малость,

Дней беззаботных осколки,

А терпеливая старость

В сердце вгоняет иголки

С телом красивым прощанье,

Слёзы в ночное окошко

Молодость так преходяща,

Вот бы продлить хоть немножко…

— У меня наш разговор отозвался несколькими строчками. Хотите послушать?

— Очень хочу, — улыбнулась Елена и провалившись в собственное пространство эмоций и размышлений, слушала стихи.

— Вы и правда гений, Аристарх, стихи в точку, а на этом фото, кстати, моя дочь Лера. Она, правда, на меня в молодости сильно похожа?

— Невероятно, — удивлённо ответил поэт, но подумал не о внешнем сходстве, а о том, что уже видел девушку с фотографии.

— Она любит искусство?

— Да, живопись. Знаете, детстве Лера много рисовала, но достойных способностей, чтобы сделать карьеру, у неё не оказалось. Они с Гарри уехали в Вену, поговорить о поступлении в Университет и подумать о будущей специальности, там у Гарри приятель профессор, обещал проконсультировать по профессии. В общем, дочка ещё ищет себя. Надеюсь, вскоре к ним присоединиться: погулять, послушать оперу и попить кофе с тёплыми булочками.

— Вена — поэтичный город, — вздохнул гений, вспомнив, что девушка с фото — та черноволосая красавица, к которой он шёл знакомиться в Третьяковке.

— А вы были в Австрии, Аристарх?

— Только в мечтах.

— Посетите, не теряйте время — потрясающее место…

— Время… Это то, чего мне катастрофически не хватает…

— А мне не хватает моей юности, Аристарх, — вздохнула Елена и из её глаз снова брызнули слёзы, и казалось, они не закончатся никогда. Майозубов смотрел на плачущую женщину и пытаясь утешить, обнял, нежно поглаживая пальцами её красивые волосы.

— Я сильно сдала? — неожиданно спросила та.

— Вы неправильно оцениваете происходящее с вами, вы естественно изменились, но вы всё та же девочка с этих удивительных фотографий.

— Вы очень добры, Аристарх, но ведь это неправда… Раньше мужчины от меня сходили с ума…

— Так ничего и не изменилось, просто вы настолько самодостаточны, что не ищите ничего на стороне.

— Про самодостаточность мне говорил муж и даже хотел сделать репортаж об этом. Впрочем, он имел в виду мою карьеру.

— Он журналист?

— Да и работает на «BBC news».

— Мне удивительным образом везёт на либералов, — саркастично усмехнулся Майозубов.

— Бросьте, Аристарх, сейчас вся Москва — либералы.

— С этим действительно сложно спорить, Елена, продались все…

— Глупо об этом спорить… И да, всех давно купили, а главное, большинству это нравится.

— А как же тоже искусство, Елена?

— Искусство без денег — забвение.

— Но можно же творить для Создателя.

— А разве он есть, Аристарх?

— Для меня Он очевиден…

— А Он сможет вернуть мне молодость?

— Он нет, а я могу, — уверенно сказал поэт и провёл рукой по бедрам Елены. Его не только задело безверие женщины, но и источаемое той уверенное упрямство, утверждающееся в своей бесконечной правоте. Поэт больше не желал ничего доказывать, а хотел элементарно доминировать, то есть, не оправдываться, а нападать. Как ни странно, Елена сразу же сдалась и её не останавливали ни муж, ни дочь, ни какие-либо другие вещи, женщину волновала только собственная суть, которая хотела наслаждаться и ничего более. Впрочем, в этом и есть весь либерализм, в котором существуешь только ты сам и больше, увы, никого.

Аристарх по обыкновению был в ударе и два с половиной часа не отпускал Елену. В этот раз его возбуждала не столько красивая хозяйка квартиры и приятная эго возможность наставить рога очередному либеральному мужу, но и нечто другое — дикое, берущее начало в тёмных пещерах палеолита. Он это делал просто потому, что хотел и мог, ведь, если вернуться к предыдущим разговорам, молодость