помнила она и могучего Гильгамеша (так и не пригубившего чащу с бессмертием)! Помнила она и могучего Геракла – до самого дна сумевшего эту чашу испить (только где он теперь, окаменевший незначительным божиком)?

Она – помнила. Здесь и сейчас (опять и опять) – её лицо перестало меняться.

Её лицо – стало просто лицом красивой женщины; но – всё же он опять умирал и не умер (этот слабый мужчина)! Готовый вновь и вновь отодвигать сроки миротворению, расплачиваясь собой – за себя и за неё; конечно же – у них никогда и не бывало выбора.

Ведь (даже если) сами они были – из небывалых, то – у кого из живущих душой есть этот (так называемый) «выбор»?

Ибо – душу не выбирают; но – всегда «выбирают» только (или – толику: поскольку всё – недостижимо) душу.

И она опять и опять безнадёжно попробовала. Ведь она все равно поступила по своему. Она выпрямилась. Она подошла к телефону. Она набрала номер.

– Привет, – тихо сказала она совсем другие слова души (прежние звучали в минувшем) и продолжила тоже иначе:

– Ты уже спишь, я знаю. Я знаю, что сегодня я опять приснилась тебе – в этом году впервые; как и всегда, когда сегодня плохой год. Приезжай, ты мне нужен. Я на Вознесенском проспекте, ты знаешь.

Здесь она улыбнулась (как улыбается утро в Аравийской пустыне) и легко согласилась:

– Да, конечно же, мосты разведены; разве это преграда? Ты будешь здесь как можно скорее, но можешь и не торопиться.

Она положила трубку, совсем не думая о том, кого позвала, и вновь даже не стала, но – перекинулась собой: Дохнуло пламенным зноем, и мгновенно ее губы потрескались и их обметало горечью, и одежда ее истаяла – она возвращалась к Адаму!

Каким образом (из взаимных предательств – таков строительный материал) мы строим Царство Божье на земле; но – не это важно! Важно – каким образом построим (впрочем, ответ известен).

Итак – мужчину, от которого в этот миг Яна навсегда уходила, звали Стас.

Очевидно (в чём-то одном) – Яна была сейчас сродни младшей жене фараона Тейе, убивающей одного Рамзеса ради другого Рамзеса (и все они – не Адамы, увы); что ж – такова воля к жизни для женщины: рождать в смерть жизни (и живые, и мёртвые).

Казалось бы – это участь не ей предназначена, а дочерям Евы (псевдо-Евам); очевидно, Лилит понимала пределы своей Стихийности – пробуя за них выйти.

Очевидно (в чём-то другом) – Яна была сейчас Вечной Женственностью; но – здесь с ещё большей очевидностью выясняется: красота – может побудить спасать мир; но – сама спасти не способна.

А в чём (третьем-четвёртном и далее) – Яна сейчас находилась для Стаса; но – статичному Стасу не мешало бы сейчас осознать (точку поворота): ибо – время само пришло к нему; пришло – за ним: каждый, кто претендует на царскую жизнь, по царски за неё отвечает).

Многие годы (или немногие годы) будучи рядом с ней, он – просто принял как данность: мы (живем) – вне пространств; но – сами их мироформируя (по мере весьма ограниченных сил); мы (живём) – лишь тогда, когда называем по вещему имени вещи (полу-именем одного или другого полу-мира; я намеренно не употребил термин «псевдо»: по отдельности мужчина и женщина способны лишь к полу-мерам).

Стас (сейчас) – осознал полу-имя того, что ему предлагала Лилит: она хотела Стаса добро-вольно само-убить. Хотела – избегнуть вивисекции (а ведь почти склонилась к нано-машинерии), посторонней её личной вечности!

Она – хотела! Тем самым! Добро-вольно! Она – забрала себе своё «добро»! Не ведавшая зла и добра. Желающая – волей к своей перво-жизни воскресить! Бессмертие в смертном Илье!

Она – хотела (и продолжала хотеть). Сама не понимая, к чему именно (вполне – бессмысленному) принуждает статичного человека.

И сомкнулась тишина надо мной (над моим миропорядком): цветные ледышки космического калейдоскопа опять перестроились: например – (побывав) душегуб Цыбин; он – (безо всякой примеси будущих сущностей) древнегипетский царевич, псевдо-муж своей матери и неудачливый заговорщик).

В этот миг (только в этот мир – а не в прочие «эти» миры) – стал таков: он словно бы перенёсся и понял себя! И здесь, и в древнеегипетской темнице, и вообще. Он понял, что голоден.

Что (должным образом) – проголодался.

Что (прежде) – он всегда просыпался сытым от сно-видений. Но! «Эта» сытость – ведь и было, и есть – не на-всегда, а лишь на-время; итак – ему должны были предложить завтрак (его такое же, как и всегда, наступившее завтра.

Он (разумеется) – должен был отказаться: пусть завтрашний сам думает о завтрашнем, довольно сегодняшнему дню своей заботы.

После чего (памятью поэта с моста) – он подумал бы о том, что нынешний человек слишком уж искусственен: всё, что происходило с ним, напоминало скверную кальку с прекрасного набоковского романа Приглашение на Казнь.

Чужая мысль (чужого образования) – не принесла никакого облегчения: конечно же, человек (человеком же измысленный, то есть нано-божик) есть от-части гомункул культуры; но – лишь в своём не-настоящем!

Тогда как в не-своих прошлом или будущем – он не является частью, но оказывается (ибо – тако’вым всегда и являлся) – совершенно целомудренным.

Он (по прежнему) – оказывается тварью Божьей (в Царстве Божьем); там (в Царстве Божьем) – он не подлежит так называемому спасению (в котором нет нужды) от смерти (которой – как нужды и необходимости – тоже нет).

Итак – человека (которого надлежит спасать) попросту нет; но – есть человек измысленный (в экзи’стансе своём – нано-божик), и его спасти (не)возможно: он подлежит исчезновению! Точнее – подлежал бы исчезновению, если бы вообще существовал где-то, помимо иллюзий.

Итак (в виртуальности) – этого измысленного человека сна-чала спасали (пытались пробудить от участи быть частью), и лишь потом выяснялось, что – нечего спасать и некого: в настоящем нет ещё ни самого человека, ни даже сна о нём.

Разве что (когда-то – в самом начале) – были Адам и Лилит; так что – «нечего спасать» спасали от «ничего не спасти»: вполне пустое дело – на которое можно и должно потратить (не одну и не две