помутился рассудок; проходи, угощу тебя чаем». Я же ничего не перепутал?

Пауза.

Наконец, едва слышное:

– Нет. Не перепутал. Нейт, милый, покажи папе гостиную, а я сделаю чай.

– Без сливок и два кусочка сахара – заносчиво напоминает отец, после чего следует ироничное – ну давай, плейбой, проведи меня по вашим хоромам.

Слышу сдавленный смешок Нейта, после чего их удаляющиеся шаги.

Вот же проклятье!

Я быстро возвращаюсь в комнату, плотно придавив дверь своим телом, словно в нее ломятся семеро. Сколько времени может потребоваться, чтобы одеться после душа?

Когда папа поймет, что я слишком задерживаюсь?

А когда решит подняться уже сам?

Боже, что делать!

Я быстро подхожу к зеркалу, словно сама не зная, какой треш у меня на лице. Зеркало лишь усугубляет положение. Мне казалось, синяк не такой большой. И не такой яркий.

Такое чувство, что со временем он приобретает в цвете, а не наоборот.

Быстро достаю единственный тональник, который у меня есть, и начинают спешно размазывать его по щекам. На кисточки времени нет – чтобы кисточка принесла результаты, нужна кропотливая работаю. А если махать быстро и хаотично – то она от пальца не особо отличается. Только палец хотя бы не впитывает в себя половину.

Мне хватает трех минут и четырех слов, чтобы понять, что мой тональник не на что не годится. Четыре слоя! Да я даже прыщи в девятом классе так густо не замазывала! А фингал все еще светит, словно фонарь.

Точно.

Мама говорила, что жидкая тоналка не справится. Нужна твердая. У нее она есть.

Но мамина косметика в спальне.

Спальня за гостиной. Если пойду туда – папа точно меня увидит. Вот же проклятье!

Быстро хватаю телефон и пишу маме смс:

«Принесу мне свою тоналку, быстрее».

Блин, я сильно задерживаюсь для переодевания. Ладно, скажу что еще и волосы заодно высушить решила. Так будет даже проще – не придется нарочно их мочить, чтобы не попасться.

Время, пока мама не открывает дверь – кажется вечностью.

Хоть я ее и жду, но подскакиваю, когда она заходит. Боюсь представить, что было бы, если бы на ее месте оказался отец. Если он просто за мамину попытку отгородить его от нас устроил такое, страшно подумать, что произойдет, если он узнает о синяке.

Нет, он не узнает.

Услышав этот разговор, я поняла как хорошо, что тогда не позвонила отцу в запале и не рассказала про Нейта. Я боялась, что они просто подерутся и отец заберет нас к себе. Но чем он грозился сейчас, когда дело шло о такой, казалось бы, мелочи..

Лишение прав, лишение встреч, суд, постоянные взятки..

Да за Нейта он бы просто убил.

Как и за меня.

И вряд ли только Питера.

Так что нет, папе нельзя знать не в коем случае. У него весьма радикальные методы решения проблем. Тем более, осталось не так долго – мне год, а Нейту два, и вот совершеннолетие. Он, уверена, купит нам отдельные квартиры и мы станем жить там, учась где-нибудь в Оксфорде или Гарварде. Всего лишь год, и никто ни в чем не будет виноват, никто никого не будет ничего лишать.

Прощай Питер, прощай тумаки.

Зачем затевать конфликты таких масштабов сейчас?

Нет, я только сильнее убедилась в том, что поступаю правильно.

Папа нас очень любит (не учитывая того, что он говорил про наше рождение, но скорее всего, чтобы насолить маме). Но от любви, в равной степени, как и от ненависти – у него срывает крышу.

А это опасно.

Я все еще помню того мужчину. Того «злого врага нашего королевства». Помню, как он лежал в луже варенья. На мгновение представляю, как в нем оказывается мама.

– Она просто хотела навредить нашему королевству – сообщает папа, подхватив меня на руки – позволяла вредить принцессе и принцу. Но король всех спас, солнышко. Пошли, расскажу тебе про это сказку.

Бр-р-р!

– Что такое, милая? – озабоченно спохватывается мама, когда я резко дергаю головой.

Боже, совсем про нее забыла.

– А, да – хватаю коробочку, что она принесла, и кисточку – спасибо.

– Давай помогу – предлагает.

– Я сама.

– Давай – упорствует она, хотя редко таким промышляет – твердая тоналка гораздо сложнее. Если не умеешь пользоваться, будет только хуже.

– Папа заподозрит, что тебя долго нет.

– Меня он и не ждет. И к тому же – его пока развлекает Нейт.

– Ладно – сдаюсь в итоге я.

Мама садит меня на пуфик и склоняется напротив, начав быстро орудовать кисточкой, будто родилась с нею вместо руки.

Воцаряется тишина.

Понимаю, что сейчас не время, но если все равно мы сидим вместе и ждем, пока мама филигранно закрасит мне синяк, оставленный ее мужем – то разницы никакой.

Я никого не задержу этим.

– Ма – говорю неуверенно – я слышала ваш разговор с папой.

Чувствую себя 5-летней девочкой, признающейся, что застала родителей в постели. В конце концов, что я такого сделала? Они и не старались быть тихими. Так орали, что только глухой бы не услышал.

Ну или Нейт в наушниках.

– Да, милая? – беззаботно ни то спрашивает, ни то соглашается.

– Весь.

– Досадно – совершенно неискренне говорит она. Кажется, наличие синяка на моем лице ее сейчас заботит куда больше меня самой и того, что я могла услышать от них обоих.

– Ма – вновь пытаюсь привлечь внимание – я.. слышала, что папа говорил про нас. С Нейтом.

Не уверена, что она, после их скандала, самый достоверный источник информации, но все-таки раньше она не грешила травлей на отца. Мы неизменно появлялись на встрече с ним раз в неделю все три года, а позже все в этом доме об этом забывали до следующего раза.

Да и сейчас мы не пошли туда только из-за моего синяка.

Если так подумать – наверное, проще было замазать его этой твердой тоналкой изначально, раз уж встречи не избежать. Так бы было хоть меньше подозрений и ссор.

Это еще Питер в гараже и не видит, что папа уселся на его святой диван.

То было бы снова криков.

– Это правда? – спрашиваю в итоге в лоб, потому что мама слишком увлечена тоналкой, чтобы вовремя реагировать на мои реплики – то, что он сказал.

– А что он сказал?

Не понятно, то ли она издевается, то ли действительно настолько безучастна к тому, что я говорю.

– Что он позволил мне родиться. А Нейта вообще не хотел.

Мама на мгновение отвлекается от