правда! – восклицаю в мольбе, догнав их – это не он! Питер нас не бьет, это правда угол.. и тумба..

– Конечно, принцесса – кивает, словно отмахнувшись – где Питер?

Нейт подходит к нам, ошарашенно переводя взгляд с одного на другого, но пока не встревая.

– Он не дома! – вновь вмешивается мама – он на работе.

– В воскресенье?

– Внеурочная смена – не теряется она.

На крики теперь выбегает и Нара – которую обычно можно выманить лишь танковой пехотой – и недовольно глядит на нас:

– Какого черта вы разорались?

Заметив это, папа тут же кидается к ней:

– Где твой отец?

– Че..

Он резко хватает ее за плечи и Нара взвизгивает. Тряхнув, рычит:

– Быстро говори, где этот ублюдок!

– Я.. я не знаю..

– Он на работе, говорю же тебе! – мама подбегает и пытается отцепить папу от Нары.

Это, совершенно неожиданно для нас всех, взбешивает его еще сильнее. Он рывком перехватывает мамино запястье и сжимает так сильно, что мама кричит:

– Защищаешь ее, да? Жалко тебе? А собственную дочь, значит, жалко не было, да!?

Совсем как между Питером и Нейтом, я теперь вклиниваюсь между мамой и папой:

– Не надо, пожалуйста! Мама не виновата!

В отличии от Питера, папа меня не отпихивает – потому ему остается только отпустить маму. Та лишь потирает запястье, лихорадочно заправляет волосы за уши и, кажется, уже вновь готова вставать на амбразуру за Питера.

Которого пока спасает только то, что он впервые за пару месяцев полез заниматься машиной, а не остался в доме.

– Пап, она не видела, честно! – выпаливаю я от безысходности.

Очевидно, что убедить отца в несчастном случае не удается. А если выбирать между тем, кого я хочу уберечь от папиного гнева – маму или отчима – ответ логичен.

– Чего не видела? – он впивается в меня взглядом.

– Того, что.. Питер не хотел, правда – стараюсь, чтобы мой голос звучал, как можно искреннее – просто я.. я сама была виновата и.. он просил, а я не сделала.. и то, он меня не бил.. он как бы.. – изгаляюсь, как могу – он.. толкнул меня.. легонько.. а я упала.. на угол тумбы, как и сказала, это правда.. и.. а мамы и дома тогда не было..

Папу совершенно не впечатляет мой рассказ.

Такое чувство, что после слов «Питер не хотел» он уже не слушал.

Вновь кидается к маме, но я успеваю вклиниться опять между ними, потому кричать приходиться через меня:

– Говори мне, где он!

– Он на работе! Клянусь! – визжит мама, точно подрезанная.

– Сука, я убью тебя! – совершенно выходит из себя он, стараясь оттолкнуть уже меня, и мне чудом удается остаться на месте – говори мне, где он! Сейчас же!

– На работе! – продолжает визжать мама, точно на нее не просто орут, а одновременно выворачивают все возможные конечности.

Визг на ультравысокой волне мамы, громогласный рев папы – с обоих сторон от меня и я, кажется, начинаю уже глохнуть, когда эти крики замолкают всего лишь от вмешательства пяти чужих слов:

– Какого хера ты здесь забыл?

Вот же черт.

Питер.

Наверное, услышал эти крики и зашел узнать, что происходит. Ну да, не услышать их было невозможно.

Но он зря пришел.

Однако, не успевает ему никто ответить, как Питер, все еще считающий себе королем положения (и видимо, не заметивший между предками меня и синяка под глазом, которые успел увидеть отец), заносчиво требует:

– А ну убирайся из моего дома. Это не кафе, я лебезить не стану.

Важно скрещивает на груди свои раскаченные ручища и кивает отцу на дверь.

Папа, наконец, теряет интерес к маме.

Медленно повернувшись к отчиму, он жестко усмехается:

– Тебя-то я и искал.

Глава 24

Питер все еще не видит никаких проблем, будто бы отчаянно не хочет замечать папиной ярости, в которой тот еще ни разу не пребывал при нем за эти два года, и высокомерно хмыкает:

– Ну, считай, нашел.

Самым неожиданным оказывается то, что первой вмешивается даже не мама, а Нара, от которой я ожидаю меньше остальных:

– Он знает про синяк! – кричит.

Нет, она не спешит, подобно мне, вклиниться между ними, и пытаться оставить папу. Она просто доносит, и на этом умывает руки.

И тут Питер, наконец, замечает меня.

Замечает, очевидно, наполовину все еще закрашенный, а наполовину лишенный тоналки синяк. В его голове пазл складывается довольно быстро, потому что уже в следующую секунду он хватает длинную лопатку для обуви, вставленную в обувнушку, и замахивается:

– А ну убирайся из моего дома!

Папа, не обращая никакого внимания ни на «оружие» Питера, ни на объективно его бо́льшую мышечную массу, твердо направляется к нему. Учитывая, что все мы стоим в прихожей (только мы ближе к кухне, где мама и остановила папу, а Питер у самого входа), на это у папы уходит не больше трех шагов.

После чего он без проблем выхватывает у Питера лопатку (прежде получив ею раз по плечу) и с яростью бросает в сторону.

Хватает отчима за грудки:

– А теперь молись, ублюдок!

– А ну отвали от меня! – рычит Питер и, перехватив папины руки, швыряет его в сторону стены, как минутами ранее то сделал с мамой сам папа.

Но удар, от которого даже я бы не сразу пришла в себя, не говоря о подъеме – будто бы папой совсем не замечается. Он резко поднимается и, наклонив голову вправо и влево, словно разминая шею, подхватывает ту самую лопатку, которую отбросил.

Невозмутимо уточняет у Питера, перехватив ее поудобнее:

– Знаешь, куда я тебе ее сейчас совать буду до тех пор, пока она не покажется с другого конца?

Наконец, приходит в себя мама, и подбегает к Питеру, загородив его собой, точно щитом:

– Джек хватит! Прекрати! – после чего бросает отчаянный взгляд на нас с Нейтом и обратно на отца – дети смотрят! Опомнись!

Это словно действительно отрезвляет папу.

Он медленно переводит взгляд на ошарашенного Нейта, на мое в смерть испуганное лицо. И, еще раз перехватив лопатку, швыряет ее в сторону.

Уже без нее делает два шага к Питеру, обращаясь через стену в виде мамы:

– Ладно, не сейчас – кивает, словно они о чем-то договорились – но ты уже труп. Просто пока не в земле.

Питер резко отталкивает маму, встав перед папой теперь без лишних преград. Его глаза сверкают злобой, словно это он заметил, что чужий мужик избил его дочь:

– Как ты смеешь вообще угрожать мне в моем доме. Я