Иногда ему приходилось ездить в Нью-Йорк, к своему агенту.Но чаще агент теперь приезжал к нему и увозил с собой законченные полотна.Томас Хадсон был художник с именем, широко признанный и на родине, и в Европе.Кроме того, ему приносили регулярный доход разработки нефти, которые велись наземле, когда-то принадлежавшей его деду. Земля была продана под пастбища, и поусловиям аренды право эксплуатации недр сохранялось за прежним владельцем.Половина этих денег шла на алименты, но и того, что оставалось, было довольно,чтобы обеспечить ему существование, и поэтому, он мог писать что хотел и какхотел; нужда на него не давила. И жить мог там, где ему нравилось, ипутешествовать, если приходила охота.

Успех сопутствовал ему во всем, кроме семейной жизни, хотя,в сущности, он никогда не думал об успехе. Думал он о живописи и о своих детяхи до сих пор любил ту женщину, которая была его первой любовью. После нее онбыл влюблен во многих женщин, некоторые даже гостили у него на острове. У негобыла потребность видеть женщин, и поначалу он всегда радовался, когда ониприезжали. Ему приятно было их присутствие в доме, иногда даже довольно долгоевремя. Но в конце концов он провожал их с чувством облегчения, даже если этобыл кто-то, кто ему очень нравился. Он выработал в себе умение не ссориться сженщинами и не жениться на них. Научиться этим двум вещам было не легче, чемупорядочить свою жизнь и привыкнуть работать размеренно и ровно. Однако оннаучился, и теперь уже, думалось, навсегда. Владеть кистью он умел давно и считал,что делает это с каждым годом лучше и лучше. Но внести порядок в свою жизнь идисциплинировать свою работу ему оказалось очень и очень трудно, потому чтобыло в его жизни время, когда он был далек от всякой дисциплины.Безответственным он никогда не был, но был недисциплинирован, эгоцентричен ибеспощаден. Теперь он знал это не только потому, что многие женщины ему об этомговорили, но потому, что в конце концов сам к этому пришел. И тогда он решил,что впредь будет эгоцентричен только в своих картинах, беспощаден только вработе и что сумеет дисциплинировать себя и примириться с дисциплиной.

Он будет наслаждаться жизнью в рамках той дисциплины,которую предписал себе, и усиленно работать. А сегодня он чувствовал себясчастливым, потому что утром должны были приехать его дети.

– Мистер Том, вам ничего не нужно? – спросилДжозеф, его слуга. – Вы сегодня уже свое отработали?

Джозеф был высокого роста, с очень черным, очень длиннымлицом и большими руками и ногами. Он ходил в белой куртке и белых брюках, нобосиком.

– Спасибо, Джозеф. Пожалуй, мне ничего не нужно.

– Может, джину с тоником?

– Нет. Я, пожалуй, зайду к мистеру Бобби, там выпью.

– Пейте лучше дома. Дешевле. Я мистера Бобби видел, онсегодня не в духе. Замучился, говорит, с этими коктейлями. Какая-то с яхтыспросила что-то под названием «Белая дама», а он ей подал американскойминеральной воды – знаете, на которой нарисован ручей, а у ручья дама в беломплатье, похожем на москитную сетку.

– Все-таки я пойду.

– Дайте я вам хоть одну порцию дома приготовлю. Нарейсовом судне привезли почту. Почитаете письма и выпьете коктейль, а потомпойдете к мистеру Бобби.

– Ну ладно, согласен.

– Вот и хорошо, – сказал Джозеф. – А то ведья уже приготовил. Почта сегодня ничего интересного, мистер Том.

– А где она?

– Внизу, на кухне. Сейчас принесу. Два письма с женскимпочерком на конвертах. Одно из Нью-Йорка. Одно из Палм-Бич. Красивый почерк.Одно от господина, который продает ваши картины в Нью-Йорке. Еще два не знаю откого.

– Может, ответишь за меня на все эти письма?

– Пожалуйста, сэр. Если вы желаете. Я ведь кое-чемуучился, хоть мне это было и не по карману.

– Да нет уж, лучше принеси их сюда.

– Слушаю, сэр, мистер Том. Там еще и газета есть.

– Газету прибереги к завтраку.

Томас Хадсон сел и стал читать письма, потягивая прохладноепитье. Одно письмо он прочел дважды, потом спрятал всю пачку в ящик стола.

– Джозеф! – крикнул он. – У тебя длямальчиков все готово?

– Да, сэр, мистер Том. Даже два лишних ящика кока-колы.Том-младший, верно, уже меня перерос, а?

– Ну, нет еще.

– Как вы думаете, сможет он теперь меня побороть?

– Едва ли.

– Мы с ним часто боролись в мое свободное время, –сказал Джозеф. – Чудно все-таки называть такого парнишку «мистер». МистерТом. Мистер Дэвид. Мистер Эндрю. Замечательные ребята, прямо как на подбор. АЭндрю из всех троих самый хитрющий.

– Он и маленький был хитрец, – сказал ТомасХадсон.

– А чем дальше, тем больше, – сказал Джозеф свосхищением.

– Ты им будь хорошим примером это время.

– Мистер Том, как вы хотите, чтобы я теперь был имхороший примером? Три-четыре года назад, в невинном возрасте, это бы еще можно.Я сам думаю взять себе за образец Тома. Он учится в дорогой школе, у него иманеры такие, что дорого стоят. Я, конечно, не могу стать на него похожим. Нодержаться, как он, этому я могу научиться. Чтобы и свободно, и легко, и вежливов то же время. А умом я попробую быть похожим на Дэва. Это, пожалуй, будеттрудней всего. И еще постараюсь выведать у Энди, как ему удается быть такимхитрым.

– Ты только здесь потом не вздумай хитрить.

– Что вы, мистер Том, вы меня плохо поняли. У вас вдоме мне хитрость ни к чему. Она мне пригодится в мое свободное время.

– А хорошо, что они приезжают, правда?

– Мистер Том, такого великого события не было со временбольшого пожара. Я считаю, что это стоит второго пришествия. Хорошо ли, вы меняспрашиваете? Не то что хорошо – прекрасно.

– Надо будет подумать, как их развлекать, чтобы они нескучали.

– Нет, мистер Том, – сказал Джозеф. – Намнадо будет подумать, как их уберечь от всяких их собственных опасных затей. Тутнам Эдди поможет. Он их лучше знает, чем я. И я им приятель, это затрудняетдело.

– Как он сейчас, Эдди?

– Немножко выпил по случаю дня рождения королевы. Нопри этом в самом лучшем виде.

– Пойду-ка я все же к мистеру Бобби, он, должно быть,до сих пор не в духе.