— Ты, Вальтер, каких немцев будешь? Наших?

— Простите, — Брандт непонимающе перевёл взгляд на меня. — Дед, ты про каких немцев? Русских? Поволжья? Вальтер из самой Германии.

— Так я знаю, это и спрашиваю. Из каких немцев: западных или восточных. — Осси, — улыбнулся Вальтер. — Восточный. — Наш, — дед довольно откинулся на спинку стула и подмигнул мне. — Ну а как не наш? Наш, советский. Поди, русский в школе успел учить?

— Учили, — коротко ответил Вальтер.

Я крепко сжала губы, чтобы совсем не рассыпаться от смеха в предвкушении, какая беседа предстоит сейчас бедному Брандту. — Ты при ком, Вальтер, родился?

— Хонекер. Эрихь. — Знаем, знаем вашего Эриха. Такой молодой ты, значит? — Не сказать, конечно, — Брандт не спускал улыбки и, как никогда, старательно проговаривал все слова. — Хонекер в семьдесят шестом году начал в ДДР, а я родился в семьдесят восьмом. — ДДР? — непонимающе посмотрел на меня дед. — ГДР, — я снова пришла на помощь. — Чай-то пейте, пейте, — он придвинул пирог поближе к нам и продолжил экзамен на знание истории Восточной Германии: — Ну-ка, а кто первый космонавт ваш?

— Ну дед, — чуть ли не простонала я. — Это даже я знаю… — И кто? — теперь уже Вальтер решил подколоть меня. — Йенс какой-то, — отмахнулась я. — Правильно, только Йен, — кивнул дед и поднял вверх указательный палец. — Зигмунд Йен. Пока дедуля продолжал мучить Брандта всякими наивными вопросами про армию (в которой Вальтер никогда не служил), про русский язык, про его родителей (особенно, его волновала судьба и политическая ориентация деда Брандта), про «лучшие немецкие дороги», про Берлинскую стену, её падение и прочее и прочее, я решила оставить их, видя, что опасаться более нечего. Тем более, что мне казалось, Брандту даже доставляет удовольствие этот культурологический допрос.

В задумчивости я прогулялась по двору, заглянула на небольшой огород, обошла сад, где немного посидела в тишине на широких качелях. А хорошо бы здесь отдохнуть хоть недельку с Вальтером!

Потерявшись в романтических мыслях, наслаждаясь природой и спокойствием в дали от города и дел, совсем забыла про время. Я вернулась в дом, но заглянула ещё в гостиную, где всё населяло те же уголки и места, что и при бабушке, менялись только календарики за стеклом в старомодном серванте.

На кухне я с удивлением услышала и увидела, как Вальтер что-то увлечённо рассказывает деду практически без акцента, а тот во все уши слушает. От пирога остались пара кусок, картонный поддон да крошки.

— Пусть он купит себе ягдтерьер, — живо говорил Брандт, расставив руки по ширине плеч, словно показывая размер собаки. — Лучший охотничий. Вам я бы не советовал — очень активний собачки, но если ваш ротственник живёт в таком же доме за городом, часто ходит в лес, много ездит в… поля, ягдтерьер — отличний пёс. Слошний, но для охоты — идеальний. Охранние качества также великолепние. Можете мне верить — мой дед и отец работали с ними много лет.

— Погоди, Вальтер, погоди, — дед откинул край скатерти, достал оттуда серый тетрадный листок бумаги, а из нагрудного кармана фланелевой рубашки — огрызок простого карандаша. — Ты напиши мне породу, я ему передам. Ектерьер… Язык сломаешь.

— Конечно, конечно, напишу, — и Брандт склонился, старательно выводя крупными печатными буквами по-русски название незнакомой мне породы. — Сразу покупать нельзйа, — серьёзно сказал он, передавая записку. — Пусть поговорит с завотчиками, узнает, читает, только потом.

— Понял, понял.

… Мы выехали из пригорода, когда в сине-лиловом небо уже светилась Луна. Очень жаль было оставлять это тихое место и, главное, деда. Он так и норовил попотчевать нас домашним вином, чтобы мы точно остались на ночь, и он ещё бы целый вечер болтал с Брандтом. Но раннее утреннее собрание на работе по одному важному поводу вынудило нас отправиться обратно в город.

Как только я открыла дверь в переговорную и увидела сидящих там, меня обдало жаром. Почудилось, всё бледное напудренное лицо залила краска.

Прямо напротив входной двери, за столом, по правую руку от места начальника нашего отдела — Тихонова в кресле развалился Матиас Фогель-младший, крутя между пальцев фирменную авторучку. Он ничуть не изменил своему прошлогоднему стилю: та же причёска — чёрные волосы в короткой стрижке с подбритыми висками, те же дорогие очки в чёрной оправе, тот же его любимый тотал-блэк без галстука и такой же самодовольный скучающий вид.

Матиас увидел меня, но сразу отвёл взгляд, чуть скривив губы. Возможно, этот неприятный презрительный жест дорисовало моё воображение. Стоять на пороге и пялиться на немца было бы подозрительно и просто глупо, я поспешила занять место за столом.

Рядом с Фогелем — от удивления и неожиданности я даже не сразу заметила — сосредоточенный Вальтер. Подперев кулаком подбородок, он что-то отмечал в ежедневнике, то и дело заглядывая в лежащие рядом бумаги и смартфон. Он, похоже, за делами и фоновым шумом и не заметил, как я вошла.

К несчастью, весь ряд по правую сторону от немцев заняли девушки из испано-итальянского отдела.

Мне не оставалось ничего, кроме как плюхнуться на свободное место рядом с Дорой почти напротив Матиаса. Вальтер заметил, что я на месте и чуть улыбнулся, я в ответ. Надеюсь, получилось не очень криво. Стараясь не выдавать волнение и не смотря на соседей напротив, я с озабоченным видом копалась в сумке, сама не зная, что пыталась отыскать.

— Привет, — первой поздоровалась Партугас. — Говорят, сегодня ничего хорошего не жди.

— Доброго утречка, Дора, — вздохнула я и, не сдержавшись, спросила шёпотом: — А Фогель зачем здесь, не знаешь?

Я понимала, что Доре ещё тяжелее выносить присутствие Матиаса. Должно быть, она так ждала его приезд в прошлом году и как быстро всё закончилось для неё. Фогель проявил невиданное благородство: после грязной истории со мной, перед самым отъездом получив по морде от Вальтера, больше никому не показывался и по-тихому свалил в Германию. Бывшей возлюбленной Доре он просто сказал тогда: «Я уезжаю, между нами всё кончено», как рассказала сама потерпевшая.

В том июне я попала в щекотливое положение: так много прекрасных людей, с которыми меня уже связывали разные отношения, по-разному пострадали из-за моей глупости, из-за моей слабости и, конечно, из-за бесчестия похотливого лиса Матиаса. И только Дора оставалась в неведении, что же на самом деле произошло. До сих пор она не знала, что разлучница сидит прямо сейчас рядом с ней и точно также смущается взглядов её бывшего.

Партугас в ответ на мой вопрос пожала плечами и, чуть отвернувшись в сторону, также шёпотом поведала:

— Фогель-старший сменил гнев на милость. Лена сказала с утра, он тут будет месяца два околачиваться теперь. Якобы под строгим контролем папеньки. Сомневаюсь, что он имеет реальную власть над ним.

— Ясно, спасибо за информацию, — как можно безразличнее отреагировала я.