«А все-таки есть в нем что-то такое… Жаль, если я больше егоникогда не увижу. Интересно, он женат? Кто он? Почему его здесь все боятся?Села бы в его машину, ехала бы с ним, и было бы мне хорошо и спокойно. Но этобезумие какое-то, это неприлично. Наверное, я потихоньку свихиваюсь здесь отодиночества и липких придурков, которые лезут со всех сторон», — думала Маша,засыпая.

Он зажег огонь в камине. Ночь была теплая, душная, но онлюбил смотреть на огонь — легче думалось. Мягко, сосредоточенно скользилизмейки пламени, перешептывались и приплясывали быстрые яркие язычки. В этомпроглядывала своя внутренняя логика, своя музыка, которую не поймешь и неразгадаешь. Да и зачем?

В последние несколько месяцев он не включал телевизор.Редкими свободными и одинокими вечерами сидел у камина, глядя на огонь, идумал. Он не включал телевизор потому, что на экране то и дело мелькали кадрычеченской хроники — растерзанные трупы детей и женщин, замученные, жесткие лицарусских мальчиков в военной форме, обреченных стать пушечным мясом. Он отдавалсебе отчет, что напрямую причастен ко всему этому кошмару, и уже не пыталсяоправдаться перед самим собой.

Он не бандит и не убийца. Он врач, хирург, но в последниеполтора года ему приходилось лечить бандитов и убийц, извлекать из них пули иосколки, спасать им жизнь.

Полтора года назад Вадима Николаевича Ревенко, лучшегохирурга областной больницы, подняли ночью с постели и под дулом автоматаповезли через границу в горное селение. Он должен был прооперировать трехраненых. Кто эти раненые, он понял сразу и испугался. Но перед ним находилисьумирающие люди, и он спас их. Впрочем, и себя тоже.

Он не отходил от операционного стола сутками. В фельдшерскомпункте горного села устроили нечто вроде полевого госпиталя. В распоряженииВадима Николаевича оказался только местный фельдшер-абхазец.

Для спасения своих раненых бандиты не жалели ничего, делаличто могли: доставали дорогие лекарства, американские шовные и перевязочныематериалы, немецкие хирургические инструменты. И деньги ему, Ревенко, платилинемалые.

А потом, возвращаясь домой и включая телевизор, он виделфотографии тех, кого только что спас. Они находились в розыске, за каждымтянулся кровавый след расстрелянных заложников, растерзанных пленных российскихсолдат, терактов…

Город, в котором он родился и вырос, являлся областнымцентром российского Причерноморья, знаменитым курортом. Благополучие ипроцветание края держалось на нескольких крупных мафиозных группировках, товраждующих, то мирящихся. Мафии разделялись по национальному признаку. Вгороде, кроме русских и украинцев, жило несколько кавказских народов, и докторс детства знал два кавказских языка.

Он лечил всех, без разбора. Ему неважно, кто лег к нему наоперационный стол — добропорядочный горожанин, секретарь райкома партии,рыночный торговец или крупный уголовный авторитет. Больной для него — толькобольной, и социальный статус не имел значения.

Если в благодарность за удачную операцию ему дарили дорогиеподарки или давали деньги в конверте, он не отказывался. Он знал, что его трудстоит очень дорого, а на больничную зарплату прожить невозможно. Тот, кто мог исчитал нужным платить, — платил. А кто не мог, того Ревенко оперировалбесплатно, и качество операции от этого не менялось. Его руки были для всеходинаковы — и для крестных отцов местных мафий, и для полунищих старушек, и дляглав городской и областной администрации.

Теперь он оперировал еще и чеченских бандитов, которыепрятались здесь, в горах. Когда за ним приезжали во второй, в третий, в десятыйраз, он уже без всякого насилия садился в машину и отправлялся спасать раненых.Эти истекающие кровью, полумертвые, гангренозные, завшивленные чеченцы сталидля него такими же больными, как все другие. Каждый раз, борясь за жизнькакого-нибудь очередного полевого командира или рядового боевика, он не могпотом пойти и донести на него, хотя понимал: как только этот больной встанет наноги, он опять начнет убивать, взрывать и брать заложников.

Да и куда он мог сунуться со своей информацией? Он знал:местная милиция куплена с потрохами, в местном ФСБ каждый второй получаетчеченские деньги. Наверняка в Москве их получает каждый пятый. Где гарантия,что со своей информацией он не попадет именно к этому — пятому?

Через три месяца он все-таки попытался улететь в Москву,сославшись на Международную конференцию по экстренной хирургии, на которуюполучил официальное приглашение. В местном аэропорту к нему подошли двое,спереди и сзади, вплотную. Стоявший сзади держал под курткой пистолет, дулоуперлось Вадиму Николаевичу в спину. Тот, что спереди, глядел ему в глаза идышал в лицо запахом табака и шашлыка.

— Не надо тебе лететь в Москву, доктор. Ты здесь оченьнужен, — произнес он тихо и ласково по-абхазски.

В тот момент в душе его будто щелкнул и бешено застучалчасовой механизм взрывного устройства. Он почувствовал: рано или поздно этоустройство сработает. Остановить, отключить его уже невозможно.

За ним неусыпно следили, контролировали каждый шаг чеченцы.А вскоре прибавился к этому смутный интерес со стороны российских спецслужб —то ли ФСБ, то ли ГРУ.

Время шло. Как член Международной ассоциации экстреннойхирургии, Вадим Николаевич имел право на безвизовый проезд в любые районывоенных действий и лагерей беженцев. Он продолжал ездить через границу,расположенную вдоль реки Чандры, то на своей «Тойоте», то на военном «газике»,предоставленном вместе с шофером-абхазцем к его услугам.

Месяц назад в село привезли очередного полевого командира смножественными осколочными ранениями брюшной полости. Человека этого знала всяРоссия как одного из самых кровавых лидеров террористов. Он находился врозыске, в «Новостях» сообщали, будто он пропал без вести, а он между тем лежална операционном столе в маленьком горном селении, и доктор Ревенко больше сутокборолся за его жизнь.

Бандит быстро шел на поправку. Но чем лучше чувствовал себяпациент, тем мрачней и тревожней становился доктор. Он отдавал себе отчет втом, что, спасая жизнь Ахмеджанову, заранее обрекает на смерть множество ни вчем не повинных людей.

Вадим не сомневался: сейчас в городе работает несколькосерьезных агентов российских спецслужб. Они должны заниматься предстоящимигубернаторскими выборами и связями кандидатов с чеченцами, засевшими в горах. Нокак выйти на реального, а не опереточного агента? И до какой степени можно емудоверять? Ведь не случайно до сих пор не пойман и не посажен на скамьюподсудимых ни один из серьезных чеченских лидеров.

Даже если представить, что ему повезет, удастся каким-тообразом прорваться сквозь чеченскую слежку, выйти на нужного человека, дать емуполную информацию о крупной чеченской базе в горах и об Аслане Ахмеджанове, онвсе равно рискует головой. Такую информацию наверняка захотят проверить. Ведьпослать в горы, на территорию дружественного государства отряд спецназа, веститам настоящие боевые действия — это не шутки. Те, кто заинтересован в арестеАхмеджанова, обязаны действовать наверняка.