Зачем говорить?

Когда появился доктор, что-то мучительно шевельнулось в душеИвана. Он интуитивно старался держаться поближе к госпиталю, дольше, чем нужно,мыл полы. Ему вдруг захотелось услышать какие-нибудь русские слова — не те, чтомелькали в потоках гортанной речи его хозяев, а настоящие.

Раненых становилось все больше. Иван не смотрел в их лица.Какое ему дело до их лиц? Но однажды он случайно скользнул глазами повыздоравливающему бритоголовому чеченцу. Чеченец этот представлялся каким-тоочень важным, главным среди других. Иван узнал его сразу. Он поил кислой водкойна Московском вокзале двух дембелей. Узнал, но не понял — зачем? Чтобы понять,надо думать. Зачем думать, если он не хочет больше убегать? Он уже не помнит,куда надо бежать и зачем. В горах он умрет с голоду. Голода он боится. Толькоголода и боится, больше ничего. А сейчас стали лучше кормить. Сейчас хорошокормят. Еда стала разнообразной. Не только вода с крупой. Еда может бытьвкусной. Русский доктор привозит вкусную еду специально для него.

Однажды доктор спросил фельдшера:

— Почему Иван? Он русский?

— Не знаю, — ответил фельдшер.

— Он здесь давно?

— Не знаю.

— Он всегда был глухонемым?

— Не знаю, зачем тебе?

Иван слышал весь разговор, понимал, что говорят о нем, иподумал только: «Нет, я не глухой. Я все слышу, но не говорю».

Доктор никогда не ел с ними, даже с фельдшером никогда несадился за один стол. Если он приезжал надолго, на целый день, то еду привозилс собой. Существовала маленькая комнатка, в которой он переодевался. Тамнаходилось и два стула. Однажды Иван пришел мыть там пол. Он увидел у докторана столе еду. Он только посмотрел, не попросил. А доктор протянул ему хлеба сколбасой, налил что-то темное и горячее в стакан и сказал по-русски, оченьтихо:

— Сядь, Иван. Попей со мной чайку. Иван не стал садиться, ели пил стоя.

— Иван, ты русский? — спросил доктор еще тише. Иван ел молчаи сосредоточенно. Жевать хлеб и колбасу одними деснами очень трудно. Он привыкк крупе с водой.

— Ты ведь слышишь и понимаешь меня, — продолжал доктор, — тыешь свинину, а мусульманин не стал бы.

Колбаса оказалась очень вкусной. Наверное, и не колбасавовсе, а что-то другое. Мусульмане такого не едят.

— Хочешь еще ветчины? — спросил доктор, когда Иван все съел.

Он вспомнил, как это вкусное называется: ветчина. Ее делаютиз свинины. А мусульмане не едят свинину. Доктор протянул ему еще.

— Только не спеши, Ваня. Я тебе отдам весь этот пакет, но тыне съедай все сразу. Ладно? Оставь себе на вечер.

Когда доктор приехал опять, он привез еду специально дляИвана и еще раз сказал:

— Только не спеши. Ты очень давно не ел нормальной пищи. Привыкатьнадо постепенно, а то разболится живот.

Иван следовал совету доктора — не спешил, хотя было оченьвкусно. Доктор привозил ему не только ветчину с хлебом, но еще сыр, помидоры,яблоки, большие плитки шоколада. Он все аккуратно резал для Ивана, заворачивалв тонкие белые бумажки.

Иван узнал, что горячее коричневое в стакане называется«чай». Это слово его ошеломило. Оказалось, с ним связано столько всегостранного, приятного, далекого. Чай сладкий, с ним легче становилось жеватьдеснами, где-то когда-то Андрюха пил чай. Но Андрюха умер.

Доктор поил Ивана горячим чаем и говорил с ним по-русски,очень тихо. Если кто-то из чужих оказывался рядом, доктор сразу замолкал. Иванпочти не понимал, о чем говорит доктор. Только отдельные слова. Но они рассыпалисьу него в голове. Андрюха бы понял, но он умер. Ивану просто нравилось слушатьрусские слова и пить горячий сладкий чай.

Красивые пакеты и бумажки от еды, которую привозил доктор,Иван аккуратно складывал и хранил в укромном месте, в хлеву, где спал, подсоломой. Особенно красивыми оказались бумажки от шоколадок — сверху с цветнымикартинками, а внутри находились еще блестящие. Иван разглаживал их ногтем искладывал отдельно.

Все! Сегодня наконец Саня приезжает. Но видеть егосовершенно не хочется. Пусть остается, живет здесь сколько влезет, а ей, Маше,покупает билет прямо на завтра.

Утром на пляже опять подсел, вернее, подлег какой-то хлыщ итак сочувственно стал объяснять:

— То, что вас, девушка, до сих пор не изнасиловали и неубили, просто чудо. Предлагаю свою защиту, бесплатное проживание в хорошемпансионате, в отдельном номере со всеми удобствами.

— Главное из удобств — вы сами? — спросила Маша.

— Естественно! — кивнул он и этак нежно большим пальцемпровел по ее ноге.

— Пожалуйста, если вам не сложно, оставьте меня в покое, —устало вздохнула Маша и неожиданно для себя добавила:

— С чего вы взяли, будто я одна? Я приехала в гости к ВадимуНиколаевичу. Просто он занят.

— Тогда другое дело. Извините, — хлыщ исчез. «Вот так! —усмехнулась про себя Маша. — Еще раз спасибо господину с черной „Тойотой“.Возможно, этот хлыщ никакого Вадима Николаевича и не знает, но ведь сработало!»

Сейчас, следя за поднимающейся в джезве кофейной пеной, Машасожалела, что не воспользовалась приглашением Вадима Николаевича. Думаласпокойно, не одергивая себя, не называя это глупостью и безумием. Кому, в самомделе, хранить верность? Сане? Первый красавчик курса снизошел до золушки-заморыша.«Ты не Шерон Стоун!» А ты Кевин Костнер, можно подумать!

На самом деле Саня действительно чем-то походил на КевинаКостнера. Но мало ли, кто на кого похож?

Кофе опять убежал.

«Та самая Маша Кузьмина, у которой всегда убегает кофе!» —усмехнулась она.

Но усмехаться не стоило. Это плохая примета. Черная гуща набелоснежной плите… Хозяйка — чистюля, а тряпки у нее всегда воняют.

— Вот тебе, детка, поздний завтрак или ранний обед, —сказала себе Маша, оттерев наконец плиту и усаживаясь за стол, — между прочим,деньги кончились. Если Саня вдруг задержится, еду купить не на что. Чьи этомудрые слова: «Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда»?

— Сама с собой, что ли, разговариваешь? Роль репетируешь? —услышала Маша голос хозяйки и вздрогнула.

Хорошо, хоть сынок ее уехал. Но теперь ей скучно. А Машаимела глупость в первый же день сообщить, что учится в театральном училище.Сейчас впору нести джезву и тарелку с бутербродом к себе в комнату!