Хозяйка с рассеянным видом присела на лавку у стола.

— А Соломина Юрия видела? — небрежно спросила она.

Маша молча кивнула.

— Ну и как?

— Замечательно.

— А жена у него какая?

— Жену не видела.

— А любовница есть, не знаешь?

— Понятия не имею.

— А этого, как его? Ну, Штирлица видела?

— Не помню.

— Как не помнишь?! — возмутилась хозяйка. — Как это можно непомнить?! Он старый уже стал, Штирлиц-то… А какой был мужчина! Слушай, а вотскажи, чтоб в фильме сняться, надо с режиссером переспать?

— Галина Ивановна, — терпеливо стала объяснять Маша,отставляя чашку и закуривая, — я закончила второй курс. Про фильмы пока ничегоне знаю. Но думаю, спать с режиссером вовсе не обязательно.

— Ничего ты не знаешь, не помнишь, — разочарованно фыркнулахозяйка, — даже сериалы не смотришь. Вот там актеры, там игра! Ты «ПростоМарию» смотрела? Нет. А я — все серии. Вот объясни мне, почему наши так немогут? Попробовали снять эти, как их? «Петербургские тайны». Ох, и скукота!Лучше бы не показывали, постыдились. Поучились бы у бразильцев!

— Кому что нравится… — пожала плечами Маша.

— Слушай, а у вас там, в театральном училище, все такиетощие, как ты?

— Нет, не все. Разные есть.

— Актриса должна быть в теле, — авторитетно заявила хозяйка,— что это за женщина — ни спереди ничего, ни сзади, ни по бокам?

Маша встала и отправилась к раковине мыть чашку и джезву.

— Ты гущу-то кофейную в раковину не лей, засор будет! —спохватилась хозяйка. — Вон в цветы выливай!

Терпеть осталось пять часов. Всего пять часов.

Санин поезд прибывает в двадцать сорок, а сейчас три. «И чтоя на Саню злюсь? — подумала Маша. — Он приедет, и все сразу станет хорошо. Всамом деле, почему он должен ради меня отказываться от роли красавца вампира?Он ведь только уговаривал меня ехать в одиночестве и ждать здесь, а вовсе незаставлял. Он тоже ездил на юг в последний раз только в детстве, с родителями.Откуда ему знать, каково мне здесь одной?»

Запершись у себя в комнате. Маша решила скоротать времябалетными упражнениями. Спинки кровати были металлические, никелированные. Онаприспособилась одну из них использовать как балетный станок. Ничто так неуспокаивало, как занятия у станка.

Взявшись за холодную перекладину. Маша стала командоватьсебе шепотом:

— Плие! Анкор плие! Гран батман!

Прозанимавшись больше часа, Маша улеглась на кровать скнигой воспоминаний Алисы Коонен.

Наконец стрелки наручных часиков показали половину восьмого.Маша умылась, причесалась и отправилась на вокзал. Поезд прибыл точно порасписанию, в двадцать сорок. Она стояла у девятого вагона. Начали выходитьпассажиры. Прошло двадцать минут. Почти все вышли. Сани не было.

«Вот ты и накаркала себе! — зло усмехнулась Маша. — Вот тебеи убежавший кофе!»

Она подошла к проводнице.

— Скажите, пожалуйста, в вагоне кто-нибудь еще остался?

— У меня никого, — пожала плечами проводница.

«Может, я перепутала вагон? Или Саня что-нибудь перепутал?»

Она обошла платформу. «Если он ехал в другом вагоне, тостоит сейчас и ждет…» Но Сани нигде не было видно.

Маша посидела на лавочке, выкурила сигарету, уговорила себяпока не волноваться и отправилась на переговорный пункт.

Опять проваливались жетоны и обрывалась связь. Но Машарешила не уходить, пока не дозвонится. Но вот послышались далекие дребезжащиегудки. Трубку взяла Санина мама.

— Машенька, здравствуй! Тебя очень плохо слышно. Санюпозавчера забрали в больницу с острым аппендицитом. Он просил выслать тебеденьги телеграфом до востребования. Он очень волновался, что не сумеетприехать. Я тебе сегодня утром отправила четыреста тысяч на обратную дорогу.

— Спасибо, Нина Владимировна, — упавшим голосом произнеслаМаша, — только родителям моим ничего не говорите. Передайте Сане, пусть небеспокоится, выздоравливает. Я приеду, деньги верну.

Связь оборвалась. Перезванивать Маша не стала.

Елизавета Максимовна Белозерская не любила своего мужа.Пятнадцать лет назад, выходя замуж, очень надеялась, что полюбит. Но так и несмогла.

Пятнадцать лет назад Елизавете Максимовне исполнилосьдвадцать пять, а ее мужу — пятьдесят. Пианист с мировым именем. Лизапреклонялась перед его талантом. Он ухаживал за ней трогательно и возвышенно.Бросая все дела, мчался ночной «Красной стрелой» из Москвы в Питер, чтобыувидеть Лизу, побыть с ней несколько часов. Лиза танцевала в «Мариинке» и замужне собиралась. Но если уж выходить, то только за такого — одаренного, мягкого,милого, трогательного человека. Любви, конечно, не было, но потом, со временем…Как же можно его не полюбить? Тем более он в Лизе души не чаял.

Оставив в Ленинграде родителей и «Мариинку», Лиза переехалав Москву, к мужу. Она честно старалась стать ему хорошей женой. При ее легком,уживчивом характере это оказалось не слишком сложно.

Муж многого не требовал. Оба занимались любимым делом — он музыкой,она танцем. С работой в Москве у Лизы проблем не возникало. В балетных кругахее знали.

Для ссор и выяснения отношений времени не оставалось, они вовсем уступали друг другу, так как оба считали себя людьми интеллигентными инеконфликтными. Лиза очень хотела родить своему пианисту ребенка, хотя знала,чем это обернется для нее как для танцовщицы. Ей казалось, ребенок заставит ееполюбить пианиста по-настоящему, как мужчину, как мужа, а не просто какодаренного музыканта и трогательно-доброго человека. Когда-то пианист уже былженат, но детей в первом браке не получилось. Не получалось и сейчас. Лизаискренне считала, что дело в ней, а не в нем. Просто ее балетный организм дляматеринства не приспособлен. Для женщин ее профессии это обычное дело.

Внешне они казались вполне счастливой и благополучной парой.Но у Лизы на третий год совместной жизни начались необъяснимые приступы тоски ираздражения. Воспитание не позволяло выпускать это наружу, с мужем иокружающими она оставалась все такой же ровной, спокойной и доброжелательной. Ажизнь ее между тем постепенно превращалась в тихий, уютный, интеллигентный ад.Изменять мужу и заводить любовника она не собиралась — слишком уважала своегопианиста, жалела его и измену считала предательством.