Менты на мое вмешательство никак не отреагировали.

— Ну что там в комнатах? — спросил Михалыч.

— Искали что-то, — неохотно признал Ваня.

— Так ничего у вас не пропало? — Теперь онисоизволили обратить свои взоры на меня.

— Вроде нет.

— Н-да, очевидно, вошли двое, тут из-за чего-топоссорились, один другого пырнул ножом, испугался и убежал. Иного объяснения яне нахожу, — задумчиво пробормотал Михалыч. — Сейчас врач приедет,еще люди, так надо бы пойти, соседей поспрашивать, кто что видел. Бабушек налавочке подключить, по квартирам походить.

Я хотела спросить, кто будет ходить по квартирам — еслимордатый Ваня, то ничего не получится: увидав его кирпичную рожу, люди идверь-то не откроют, — но промолчала.

Действительно, через некоторое время квартира моянаполнилась народом, но перед этим у меня выдалась пятнадцатиминутнаяпередышка, потому что Михалыч все же отослал Ваню расспрашивать старушек, а самразложил на кухне какие-то бумажки и спросил у меня разрешения закурить. Ясказала, что пожалуйста, пусть курит на кухне, только я выйду, потому что невыношу запаха табачного дыма.

— Беременная, что ли? — ворчливо спросил он.

— Уже нет. — Я усмехнулась.

Он посмотрел на меня повнимательнее, видно, заметил моихудобу и бледность да и мешки под глазами. Уж не знаю, какие мысли появились вего прокуренной голове, но он разрешил мне находиться в комнате, только ничеготам не трогать.

В комнате все было по-прежнему, только беспорядка ещеприбавилось, потому что мордатый Ваня еще больше разбросал книги и газеты. Я нацыпочках прошла в «тещину» комнату и запихнула свою единственную драгоценностьв коробку со старыми Лешкиными игрушками. Будем надеяться, что. милиция нестанет устраивать в моем доме обыск. Показывать им ценную вещь я не собиралась:еще заберут как вещественное доказательство, а потом поминай как звали!

Возвращаясь обратно, я споткнулась о кипу старых журналов,валявшихся на полу, и увидела, что под ними что-то блестит.

Оглянувшись на дверь кухни, я нагнулась и подняла с поласвязку ключей. Это, несомненно, были ключи от моей квартиры, однако совершенноновые. И еще одна странность — ключей было четыре, тогда как замков на, моихдвух дверях всего три. То есть четвертым замком мы уже полтора года непользовались, потому что он не работал.

Ай да Ваня, как хорошо все осмотрел, даже ключей не заметил,а они валялись чуть ли не под ногами! Отдать Михалычу? Я вспомнила, каккраснорожий Ваня орал на меня благим матом, а Михалыч делал скучающее лицо ипоглядывал на часы. Нет уж, не буду я с ними связываться, а то опять начнуторать. И я спрятала ключи в ту же коробку.

После ухода милиции и когда увезли труп мужика (забыласказать, что он был совершенно рыжий, прямо морковного цвета), я на негнущихсяногах спустилась к Тамаре Васильевне за Лешкой. Тамара, увидев меня, толькоруками всплеснула. Вид у меня был, верно, жуткий, да и чувствовала я себяотвратительно. В голове стучали тысячи отбойных молотков, глаза слезились, кгорлу волной подступала тошнота.

«Это от стресса, — твердила Тамара, — выпей чаю,тебе станет легче».

Но мне не хотелось чаю, а хотелось вернуться к себе, открытьвсе форточки и лечь на диван лицом к стене. Тем не менее я посидела немного усоседки, рассказала ей вкратце о моих неприятностях, и мы с Лешкой потащилисьдомой. Лешка не капризничал, быстро вымылся и почистил зубы, а потом отправилсяв свою комнату и заснул.

Только-только я собралась последовать его примеру, а обовсем происшедшем подумать завтра на свежую голову, как в дверь позвонили.

По этому звонку — одновременно неуверенному и хамскому — ясразу узнала своего бывшего мужа. В нем это вылезло с того самого времени,когда у него появилась та баба. Он стал каким-то растерянным, слабым.

И словно для того, чтобы компенсировать свою слабость,скрыть ее, он стал ужасно хамить, как будто хамство его могло кого-то ввести взаблуждение…

Мне бы, конечно, не впускать его в дом, но после сегодняшнихсобытий, особенно учитывая найденные мной на полу ключи, я очень хотелавзглянуть ему в глаза, прижать его к стенке и добиться правды. Поэтому дверь яоткрыла.

Мой бывший выглядел отвратительно: плохо выбрит, рубашканесвежая, брюки такие мятые, будто он ночевал на вокзале.

У меня он в таком виде из дому не выходил.

В довершение всего этого великолепия от него еще и спиртнымпопахивало. Пива выпил… У меня он опять-таки себе такого не позволял.

— Чему обязана? — спросила я, демонстративнооглядев гостя с ног до головы. — Или просто соскучился?

— Ишь, размечалась, — рот его расплылся в мерзкойухмылке, — нужна ты мне!

В зеркало на себя посмотри! Я к тебе пришел за своейфамильной вещью, которую ты у больной старухи украла!

Надо сказать, я здорово разозлилась. Я, конечно, ко многомупривыкла, жизнь меня приучила не расстраиваться по ерунде, но сегодня мне ужехамства хватило досыта, один Ваня-мент чего стоил. А тут этот подонок смеет ещепро старуху выступать. Да я, можно сказать, только и скрашивала последниебабкины дни, а он, сволочь: «украла»!

— Ты, скотина, говори да не заговаривайся! —перешла я на бешеный шепот. — И не ори тут у меня! Ребенок спит, твой,между прочим, ребенок. Или ты уже забыл о его существовании? А насчет зеркала —на себя бы посмотрел! Рожа небритая, рубашка как из помойки! И про воровство —извини, дорогой, не тебе бы говорить!

— Ты на что это намекаешь? — заорал было он, но,покосившись на дверь Лешкиной комнаты, тоже перешел на громкий шепот. — Тыкак мне смеешь такое говорить?

— Ты пафоса-то поубавь! — прошипела я, тесня егообратно к дверям. — Не ты ли тут в мое отсутствие по квартире шаришь?

И не твой ли дружок здесь сегодня хозяйничал? И не ты ли,друг любезный, его прирезал? Ты не очень-то на меня наезжай. А то я живо вмилицию тебя сдам, ты еще Ваню моего знакомого не видел! Хамство быстро с тебяслетит, потому что тебе до Вани еще расти и расти!

Услышав мою тираду, бывшенький явно растерялся.

— Какой еще Ваня? Какая милиция? Кто кого прирезал? Тычто мелешь-то?

Я, развивая успех, прижала его вплотную к двери и прямо вухо зашипела:

— И не делай вид, будто ничего не знаешь! Сегодня уменя в квартире какой-то взломщик хозяйничал, и с ним еще кто-то был. Я думаю,что ты, больше некому, и потом ты дружка своего прирезал прямо здесь, вкоридоре! Милиция недавно только уехала, того рыжего увезли, а тут тыявляешься. Верно говорят, что убийцу тянет на место преступления.

Он, чувствую, снова наливается хамством, как клоп кровью, иопять начинает меня от двери теснить: