Странная это была компания. Но это только на первый,посторонний, взгляд.

А если смотреть на нее изнутри, то каждый в ней занимал своеместо, вносил, так сказать, свою лепту в общую жизнь коммуны.

Больше всех работал по хозяйству небритый хмурый Виктор.

Год назад, как рассказывала мне родственница лошадиПржевальского Татьяна Викентьевна, когда мы перебирали с ней гречку к ужину,Виктор жил в городе, и была у него своя фирма, машина БМВ и молодаякрасавица-жена. Неприятности пришли все сразу. Сначала конкуренты договорилисьс компаньонами Виктора, и когда фирма разорилась, Виктор оказался крайним.Почти одновременно с этим в его новую БМВ врезался милицейский «мерседес».Виктор не пострадал, но машина приказала долго жить.

А с милиции, естественно, денег фиг получишь. Виктор впал вдепрессию и целыми днями играл в компьютерные игры. Когда же через две неделион оторвался от монитора, то заметил, что молодая красавица-жена ушла, и, судяпо тому, что она взяла с собой дубленку и песцовую шубу, — навсегдаКвартиру отобрали за долги, и Виктор собрался было прыгнуть с шестнадцатогоэтажа, но было лето, и один добрый человек порекомендовал его Агафье Ивановне.Виктор прожил у нее до осени, а потом остался навсегда, как он говорил.Занимается огородом и всякими хозяйственными делами, плотничает помаленьку инарочно делает из себя деревенского.

Я с любопытством выслушала эту историю и пожала плечами.

— Что, считаешь, тут собрались все с приветом илиубогие? — спросила вдруг Татьяна Викентьевна.

— Да что вы, — смутилась я.

— Вот я, каждую весну к Агафье на кресле, а осенью —своими ногами ухожу, хоть и с палкой. Мы, старики, привыкли к этому месту, амолодые разные приезжают. Сейчас жизнь тяжелая, у человека всякое можетслучиться. Поживут некоторые здесь месяц-другой, сил наберутся и уезжают.Агафья всем помогает. Так и у тебя все наладится, уже не сомневайся.

— Кто живет в мезонине? — спросила я, чтобысменить тему.

— А что?

— Так просто. Ходит там кто-то ночью, а внизу я егоникогда не видела.

— Не знаю я, уж это Агафья Ивановна сама с нимразбирается.

Вечером я заметила, как Агафья Ивановна положила на тарелкувсякой еды и налила стакан молока.

— Маша, отнеси-ка, милая, наверх.

Оставь у двери, он сам заберет.

— Кто такой и почему он не спустится к нам? —отважилась спросить я.

— Тяжело человеку, — вздохнула АгафьяИвановна. — Много всего на его долю досталось. Третью неделю он уже уменя, сейчас хоть есть начал. Торопить его не надо, сам опомнится. Не хочет онникого видеть, только ночью выходит.

Прошло три недели. Наступил июль, еще более жаркий. Мы многокупались, и Лешка даже научился неплохо плавать. Чувствовала я себя гораздолучше. Исчезли головные боли, плохой сон и синяки под глазами. Я немногопополнела, от земляники с молоком, как утверждала Агафья Ивановна. Волосыотросли, стали гуще и лежали мягкой волной без всяких бигудей. Теперь Игорь привстрече со мной краснел и отворачивал завязанный глаз, а Виктор стал бритьсякаждый день. И хоть я понимала, что являюсь тут на хуторе единственнойженщиной, что им не с кем сравнить мою внешность, все равно хотелось думать,что выгляжу я привлекательно и что теперь никто не станет шарахаться от менякак от привидения.

Вечерами мы с Лешкой полюбили сидеть на причале и наблюдать,как заходит солнце. Лешка внимательно изучал народные приметы: если солнце садитсяв тучу, то будет пасмурно, если диск багровый, то завтра будет ветер, и такдалее. Солнце ни разу его не подвело.

Наш таинственный незнакомец из мезонина так и не появлялсяна людях. Но посуду, в которой я относила ему ужин, я находила утром на кухнечисто вымытой, а однажды, когда ночь была душная, я заметила, стоя у окна, чтокто-то плавает в озере, шумно фыркая, как тюлень. Судя по еде и купанию,человек был живой, с нормальными потребностями.

В этот вечер Виктор взял Лешку с собой на рыбалку, поэтомунаблюдать закат я пошла одна. Усевшись на теплые доски причала, я заслониларукой глаза и поискала на воде лодочку с Лешкой и Виктором. Вон они заплывают вкамыши. Я помахала рукой, так просто, потому что Лешка смотрел в данную минутутолько на поплавок Сзади раздались шаги. Странно, кто бы это мог быть? Старикивечерами раскладывают пасьянсы, Агафья Ивановна занимается своими делами,Виктор с Лешкой — вон они, а Игорь никогда не ходит смотреть на закат — солнцеслепит его единственный глаз. Вместо того чтобы повернуться, я гадала, кто жеэто идет. Шаги остановились совсем рядом.

— Здравствуй, Маша, — произнес знакомый голос.

Естественно. Я самого начала, с того момента, когда увиделаоткрытое окошко в мезонине, знала, кто там живет. И незачем было Надеждекашлять и хрюкать. Уж как-нибудь я догадалась, что Иосиф Иосифович Бальзаминовимеет некоторое отношение к Джузеппе Бальзаме!

Ох уж этот мне граф Калиостро! Думает небось, что сильноумный, играет с людьми, как Лешка — с оловянными солдатиками.

Что ж, на этом его вмешательство в мою жизнь заканчивается.Перстень остался у меня, это верно, но управлять своей жизнью отныне буду ясама. Вот поживу лето у Агафьи Ивановны, окрепну, а осенью начнем с Лешкойновую жизнь.

Я обернулась и посмотрела на Александра. Вид у него сталполучше. Он поздоровел и если не загорел, потому что целыми днями сидел впомещении, то немного поправился, во всяком случае, шея не торчала больше такжалостливо из воротника рубашки.

— Тебе понравились мои пироги с вареньем?

Он засмеялся и сел рядом со мной на причал. Солнце садилосьчисто.