Вслед за собакой поднимаюсь по мраморной лестнице на второйэтаж, сплошь покрытый богатыми коврами. Несколько бронзовых канделябров,укрепленных на дубовой панели, излучают неяркий свет, располагающий ксозерцательности. Одна из дверей приоткрыта, и моя проводница исчезает за ней.Следом и я вхожу в зал, освещенный слишком слабо, чтобы разглядеть, какиесокровища хранят все эти мавры из бронзы и черного дерева, что населяют каждуюкомнату этого столь же роскошного, сколь и загадочного дворца.

Никаких признаков жизни: ни звука, ни книг, ни каких-либоследов человеческого присутствия. Мысль о том, что в этом доме я найду кого-то,чтобы попроситься переночевать, кажется мне все более проблематичной по меретого, как мы проходим одну за другой удручающе пустые комнаты.

В конце концов решаю прекратить этот бесполезный визит:диван в комнате, где я нахожусь, кажется, дает достаточные удобства, чтобыдождаться дня.

С наслаждением растягиваюсь на кожаных подушках. Но тут жесобака возвращается назад и останавливается возле меня. Ее взгляд так ясновыражает нетерпение, что я встаю, почти не осознавая, что делаю, и иду дальшеизучать дворец.

Неужели мои муки когда-нибудь кончатся? Проникаю еще в однукомнату. Яркий свет, радужные цвета поднимают мое настроение. Антикварнаямебель подчеркивает богатство и вкус хозяев дома. В центре, под коричневым сзолотом балдахином возвышается кровать под меховым покрывалом.

Собака приблизилась к ней и, не спуская с меня глаз, сцарственным видом растянулась на покрывале; теперь уже почти ничего в ее фигуресфинкса не напоминает той мягкой доверчивости, которую я заметил там, уфонтана. На стене, позади нее, возвышается деревянная скульптура, покрытаяэмалью и драгоценными камнями, изображающая гордого и могучего единорога. Еготопазовый взгляд, направленный на меня, удивительно похож на взгляд собаки.Между мифическим животным и тем, что спасло меня от ночных галлюцинаций, однавидимая разница: на лбу первого несуразный и хрупкий, кажущийся чужероднымхрустальный рог.

Я с усилием сбрасываю с себя колдовское наваждение инаправляюсь к тяжелой двери справа от кровати, чтобы поскорее покинуть этотстранный необитаемый дворец, который начинает вызывать у меня страх. Но, открывдверь, понимаю, что теперь уже отсюда никуда не уйду. Ванна из желтого мраморас бронзовыми кранами наполнена вспененной горячей водой. По всему видно, меняздесь ждали. Мыло, мочалки, свежие полотенца отражаются в зеркалах…Бессмысленно сопротивляться этому соблазну!

Раздеваюсь и долго плещусь в ароматной пене; кто знает,сколько проходит времени, пока я отмываюсь от переживаний и обманчивых виденийв тумане…

Когда возвращаюсь в комнату, посвежевший, выбритый, пахнущийлесными ароматами, собаки-мучительницы уже нет. Нужно ли признаваться, чтокакое-то неосознанное разочарование сжало мое сердце? Но усталость была слишкомвелика, чтобы это чувство надолго завладело мной. Я с наслаждением растянулсяна кровати. Нежность шкуры под моей голой спиной была последним ощущением,прежде чем глаза мои закрылись, в последний раз взглянув на прозрачный,нависщий надо мной огромный мифический рог.

Мне приснилось, что собака с человеческим лицом встает налапы и, голая, приближается ко мне. Протягиваю к ней руки, она скалит зубы…Руки мои немеют и бессильно опускаются. Я никогда не узнаю ее любви!

Она наклоняется надо мной, как бы спрашивая: чего ты от меняхочешь? Ее губы касаются моих.

Я просыпаюсь. Нет никакой собаки. Загадочное животноеисчезло. Неужели я действительно один?

Неожиданно какая-то фигура скользит мимо кровати, собнаженным торсом, в котором каждый мускул кажется просвечивающим сквозь тонкуюкожу. Бюст невысокий, с темными и острыми сосками. Лицо похоже на скульптуру:от изящной шеи до лба, окаймленного гладкими черными волосами, собранными сзадив длинный конский хвост, который, пока она с грацией гимнастки проходит покомнате, хлещет ее по гибкой спине, бедрам и округлым гладким ягодицам. Упругаясила и молодость, наполняющие жизнью это изумительное тело, заставили менязабыть о своей наготе. Поднимаюсь на кровати и вожделенно созерцаю этот слишкомреальный мираж. Чудное видение поворачивается лицом ко мне. В ее темных, чутьраскосых глазах, опушенных густыми ресницами, я не могу прочесть ни интереса,ни гнева. Широкие полные губы сжаты в спокойном молчании. Неподвижные ноздри невыдают никаких эмоций. Ни один вздох не всколыхнул упругую шелковистую грудь.

Мое орудие приходит в боевое состояние, пока я созерцаюкрасивый живот с симметричными впадинами, с тенью ямочки, какие иногда бываютна щеке; смелый рисунок треугольника внизу грубо опровергает кажущуюсядевственность. Ничто не скрывает его бесстыдно обнаженные выпуклости. И ещеодна очаровательная особенность: заветная щель не скрыта, как у других женщин,на три четверти между ног, а располагается высоко, совершенно открыто, как лоноребенка. Кажется, свободная и буйная сила наполняет своей кровью продолговатыевертикальные губы, которые предстают перед моим жадным взором с откровенным ипассивным бесстыдством экзотического двуполого растения.

На какие любовные деяния способно это гордое тело? Если оносоткано из плоти, моя страсть не в силах нарушить его порядок. И все-такипредоставит ли мне судьба еще раз такой случай?

Прежде чем я решаюсь предпринять шаг, который помог бы мнезавоевать эту красоту, видение предугадывает мою атаку и отступает.Прислоняется к стене, наклонив вперед плечи. Неужели собирается убежать? Или,наоборот, готовится со злостью броситься на меня, о чем говорят ее напрягшеесятело и потемневший взгляд?

Постепенно взгляд ее становится более теплым и лицосветлеет. В глубине глаз появляются разноцветные искорки. Она подходит безулыбки, но и без какого-либо проявления страха передо мной, протягивает руку изакрывает мне ладонью рот. Может, для того, чтобы помешать мне говорить? Другойрукой прикасается к моему члену.

Боясь возбудить в ней какие-то сомнения, я расслабляюсь ипринимаю положение, в котором она застала меня спящим. Мои руки свободно лежатна грубой шкуре. С трудом удерживаюсь, чтобы не обнять колени женщины, которые,как мне кажется, сами больше привыкли сжимать укрощенные тела, чем подчиняться игуобъятий. Мои руки отказываются обследовать бесстыдно открытую щель, от которойдо меня доносится аромат дикого дрока. Подавляю желание в надежде узнать, чтоона хочет. Ее ладонь проходит по моему жезлу, который от прикосновениявздрагивает и напрягается; потом пальцы сжимаются и захватывают мягкую плоть,пока, наконец, мои напряженные вены не переполняются кровью.

Уверенная рука держит меня так какое-то мгновение, пока моятвердость и готовность не кажутся достаточными; потом немного стягивает впередкожу и медленно возвращает назад, до самого конца, и повторяет эти движения, неизменяя ритма, едва заметно увеличивая сжатие в конце хода. Настойчивостькаждого хода возрастает почти с механической четкостью.

Глаза девушки без заметных эмоций следят за работой, которуювыполняет рука. Я испытываю удивление, больше рассудочное, чем сексуальное,перед талантом и энергией, с которыми она подчиняет меня своим желаниям. Мнедаже в голову не приходит назвать ее действия ласками. Ошеломляющее чувствоохватывает меня при каждом движении ее руки. Головокружение от неудержимогопритока спермы, ее настойчивая устремленность и даже сверхъестественныевозможности, которые неожиданно замечаю в себе, — все это заставляетпонять, что она старается не столько для того, чтобы доставить мне физическоенаслаждение, сколько для того, чтобы освободить меня от бремени моейнерешительности.