Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хелен и Джон отчаянно ругаются, язык бранный, но в пределахцензурности, ситуация на грани взрыва, Джон знает слова, и все же временамиони, как всегда, импровизируют. Чаще всего Хелен, но у нее это хорошополучается, и Билл не возражает, поскольку она не сильно отдаляется от текста ине подводит других актеров… Проходит четыре минуты драматического спектакля,хлопает дверь, и наступает рекламная пауза. Хелен сходит с площадки бледная какполотно. Их работа хоть и коротка, но интенсивна, диалоги и ситуации настолькореальны, что актеры сами верят в них. Билл ловит ее взгляд и улыбается. Она,как всегда, хорошо поработала, прекрасная актриса.
Снова поднимается вверх рука. Полная тишина. Ни звука, нишороха, даже ключи ни у кого не звякнут в кармане. Джон отправляется взагородный дом к торговцу, наркотиками, который анонимно звонил Хелен и сообщилей о романе мужа с ее сестрой. Раздаются выстрелы — мужчина в окровавленнойрубашке распростерт на полу, он, безусловно, мертв. Крупным планом лицо Джона,его глаза убийцы. Рядом стоит Воун. Следующий кадр: Воун, необыкновеннокрасивая, в маленькой, но шикарно обставленной квартирке, которую снял для нееДжон. Девушка прощается с выходящим от нее мужчиной. Без слов понятно, что оназанимается проституцией. Крупным планом глаза Воун — озабоченные, прекрасные инесколько остекленевшие.
Билл внимательно следит за тем, как разворачиваются события,потом наступает рекламная пауза, и он расслабляется. Каждый день у него передглазами разыгрывается новая пьеса, новая драма, раскрывается новый мир. Этамагия не перестает его интриговать. Иногда он задает себе вопрос, почемуработает, почему сериал пользуется таким успехом? Может быть, потому, что онсам им так увлечен? Изредка он думает, что бы случилось, если бы он продал концепциюсериала или бросил его?.. Остался в Нью-Йорке, занялся чем-нибудь другим,по-прежнему был бы женат на Лесли, жил с ней и сыновьями… Появились бы у нихеще дети? Писал бы он пьесы для Бродвея? А может, они все равно бы развелись?Трудно загадывать…
Убедившись, что все идет хорошо и ему не надо дожидатьсяконца съемки, Билл вышел из студии и медленно направился к себе в кабинет. Онбыл утомлен, но ощущал удовлетворение и уверенность, что ближайшие серии такжедолжны пройти хорошо. Билл любил сериал за то, что тот не позволял ему ленитьсяи благодушествовать. Здесь нельзя было двигаться по накатанной колее,использовать готовые рецепты или повторяться. Нужно было ежедневно, ежечаснозаботиться о свежести своего детища, иначе оно бы просто умерло. Биллу нравилосьэто каждодневное испытание своих сил. Сегодня все удалось, он вернулся к себе вофис, уселся на диван и стал глядеть в окно.
— Как там дела? — спросила Бетси, бывшая егосекретаршей уже почти два года, что на телевидении считалось чуть ли невечностью.
— Все о'кей. — Билл выглядел довольным. Подложечкой больше не сосало, наступило приятное состояниеудовлетворенности. — От руководства телекомпании известий не было?
Он послал некоторые новые идеи относительно дальнейшегоразвития сериала и ждал ответа, хотя знал, что руководство, конечно же,разрешит ему действовать по своему усмотрению.
— Еще нет. По-моему, Леланд Харрис и Натан Стейнбергкуда-то уехали.
Это были боги, от которых зависела его жизнь, —всеведущие, всесильные, всевидящие. С Натаном Билл время от времени ездил нарыбалку, и, хотя бытовало мнение, что он прохвост, Билл его, в общем-то, любили не мог пожаловаться на плохое к себе отношение.
— Вы сегодня уйдете пораньше? — с надеждойвзглянула на него Бетси. Иногда, когда Билл приходил в офис на рассвете, тоуходил около пяти, но это случалось редко, и теперь он только покачал головой инаправился в противоположный угол кабинета, к письменному столу, рядом скоторым на отдельном столике помещалась его старая пишущая машинка фирмы «Роял»— одна из немногих вещей, оставшихся от отца.
— Я, наверное, еще останусь. — Написанное сегодняутром сработало, а это значит — им придется вносить много изменений в следующиесерии. — Барнеса придется полностью вычеркнуть. Мы его просто убили. Воунгрозит тюрьма, не говоря о том, что у Хелен открываются глаза на Джона. Ещенемного, и она узнает, что ее младшая сестра благодаря ее дорогому муженькупристрастилась к наркотикам и стала лгуньей.
Билл радостно улыбался, вытянув ноги под письменным столом,откинувшись на спинку кресла и заложив руки за голову. Он был доволен ирасслаблен.
— Вы помешаны. — Бетси надулась и вышла изкабинета, а потом опять просунула в дверь голову: — Заказать вам что-нибудь изстоловой на вечер?
— Господи… теперь я знаю, что ты хочешь отравить меня.Оставь на своем столе пару сандвичей и термос с кофе. Я возьму, когдапроголодаюсь.
Но чаще всего Билл обращал внимание на время лишь кполуночи, и тогда уже не хотел есть. Бетси часто удивлялась, как он не умираетс голоду, когда утром обнаруживала в кабинете полные пепельницы, дюжину чашек состывшим кофе и с полдюжины разбросанных оберток от «Сникерсов».
— Вы бы поехали домой и поспали.
— Спасибо, мамуля, — ухмыльнулся Билл, а Бетсиснова закрыла дверь. Она была замечательная особа, и Билл очень ценил ее.
Он все еще улыбался, думая о Бетси, когда дверь сноваоткрылась. Билл поднял глаза и увидел Сильвию в костюме и гриме. У него всегдазахватывало дух от ее потрясающей внешности. Рослая, стройная, с полной,высокой силиконовой грудью, словно просящей, чтобы мужские руки касались иласкали ее, невероятно длинноногая, она была почти такого же роста, что и Билл.Густые черные волосы до талии, матово-белая кожа, зеленые кошачьи глаза — натакую девушку мужчины заглядывались бы везде, даже в Лос-Анджелесе, гдеактрисы, фотомодели и просто красивые девушки, в порядке вещей. Но СильвияСтюарт не была просто красоткой. Билл считал ее работу очень большим вкладом вуспех сериала.
— Ты хорошо поработала, малышка. Просто здорово,молодец. Впрочем, как всегда.
Сильвия улыбалась, а он встал, вышел из-за письменного столаи ласково поцеловал ее. Она села в кресло, положив ногу на ногу, чем заставиласердце Билла биться чаще.
— Господи, ты создаешь нерабочую обстановку, когда такодета. — На Сильвии было маленькое черное платье, в котором она игралапоследнюю сцену серии, — сногсшибательное и сексапильное. Костюмерыодолжили его у модельера Фреда Хеймана. — Надела бы лучше джинсы сфутболкой.
Но вид Сильвии в сверхоблегающих джинсах сводил все мыслиБилла к тому, как бы ее поскорее раздеть.
— Костюмеры сказали, что я могу его поносить. Ейкаким-то образом удавалось выглядеть невинно и в то же время чувственно,
— Это здорово.
Билл улыбнулся ей и снова сел за письменный стол.
— Оно тебе идет. Может, мы на следующей неделевыберемся куда-нибудь поужинать, и ты сможешь его надеть.
— На следующей неделе? — переспросила она с видомребенка, которому только что сообщили, что любимая игрушка сдана в ремонт довторника. — А почему мы не можем пойти сегодня?