результатом советской уступки 30 октября было не согласие на восстановление капиталистической системы, а консолидация ситуации, подобной польской, то есть согласие на создание реформированной коммунистической системы и проявление большей независимости внутри страны, но сохранение лояльности Москве и членства в советском блоке.

По имеющимся фрагментарным источникам я реконструировал содержание и смысл самой загадочной встречи на высшем уровне советского блока. Встреча проходила в Будапеште с 1 по 4 января 1957 года с участием лидеров болгарской, чехословацкой, венгерской, румынской и советской партий, и ни в одном из архивов стран-участниц до сих пор не обнаружено официального протокола встречи. Главным мотивом встречи для Кремля было обсуждение готовящегося программного заявления правительства Кадара, которое предусматривало возможность сохранения особой псевдо-многопартийной системы. Советские, чехословацкие, болгарские и румынские лидеры наложили вето на этот план, а также приняли решение о необходимости предъявления обвинений группе Имре Надь, что в итоге привело к казни бывшего премьер-министра и нескольких его соратников. Эта встреча была важна тем, что это был первый случай в истории советского блока, когда члены Варшавского договора действовали сообща и напрямую вмешивались во внутренние дела одной из стран-участниц, прокладывая путь к политике, которую позже, после 1968 года, во всем мире стали называть "доктриной Брежнева".

Я сформулировал новое объяснение того, почему венгерский вопрос оставался в повестке дня Генеральной Ассамблеи ООН так долго, вплоть до декабря 1962 года. Жаркая полемика в Ассамблее на протяжении многих лет не должна была заставить Советский Союз изменить свои взгляды - вероятность того, что "ответчик", признав свою вину, выведет свои войска из Венгрии и оставит страну на произвол судьбы, была ничтожно мала. Вместо этого предполагалось убедить "присяжных", то есть неприсоединившиеся государства, которые в то время все чаще становились членами ООН, в опасности союзничества с Москвой и склонить их к принятию или сохранению западной ориентации и политической идеологии. Это стало важным, поскольку с середины 1950-х годов одной из главных целей внешней политики США было остановить развитие советского влияния в третьем мире и, соответственно, увеличить там американское присутствие. Генеральная Ассамблея ООН была идеальной ареной для этого; американцы держали венгерский вопрос в повестке дня как средство достижения этой политической цели.

После отстранения Хрущева от власти в октябре 1964 года лидер венгерской партии Янош Кадар не только раскритиковал способ кадровых перестановок, но и на встрече с новыми лидерами Брежневым и Косыгиным сформулировал то, что я называю доктриной Кадара: нравится им это или нет, но суверенитет Москвы ограничен, поэтому, даже принимая решения внутри страны, руководители Советского Союза должны учитывать интересы всего советского блока.

Венгерская внешняя политика в течение десятилетий после революции 1956 года все еще обычно представляется как определяемая исключительно явной зависимостью от Советского Союза. Однако мои обширные архивные исследования в этой области, проводившиеся с 1990 года, показывают, что ее можно правильно объяснить и понять только в рамках новой теоретической концепции: трехстороннего детерминизма. Хотя принадлежность к советской империи якобы подразумевала вынужденные ограничения (1), зависимость от Запада в отношении передовых технологий, торговых контактов и последующих займов создавала не менее прочную связь (2). В то же время венгерская внешняя политика должна была балансировать между достижением конкретных национальных целей и борьбой за лобби всей Восточно-Центральной Европы (3). Хотя этот трехсторонний детерминизм венгерской внешней политики всегда существовал в той или иной форме и масштабах, важность каждого из трех факторов стала относительно одинаковой с середины 1960-х годов. Эту теорию можно также интерпретировать в более широком контексте и, с определенными ограничениями, применить ко всему советскому блоку. В действительности эти три определения справедливы для венгерской, польской, румынской, восточногерманской и, в меньшей степени, чехословацкой и болгарской внешней политики, особенно с начала середины 1960-х годов.

Германский вопрос и проблема европейской безопасности приобрели первостепенное значение для советского блока к середине 1960-х годов, однако в блоке существовали огромные разногласия по этим вопросам. Я выделил два субблока внутри советского блока с совершенно противоположными позициями: субблок, ориентированный на экономику (Венгрия, Румыния и Болгария), и субблок, озабоченный вопросами безопасности (ГДР, Польша и Чехословакия). У стран первой группы не было серьезных неурегулированных вопросов с Западной Германией, поэтому они были серьезно заинтересованы в экономическом сотрудничестве, расширении торговли и перенятии передовых технологий. Таким образом, именно они в первую очередь пострадали от отсутствия дипломатических отношений с Федеративной Республикой Германия (ФРГ). Теперь им все труднее было безоговорочно отождествлять себя с интересами озабоченного безопасностью субблока, который рассматривал ФРГ как серьезную угрозу безопасности, проистекающую из отсутствия мирного договора с Германией; таким образом, его восточные границы рассматривались как небезопасные до урегулирования германского вопроса.

Я ввел категорию "виртуальная коалиция" в область анализа союзнической политики на основе функционирования советского блока. Это виртуальное сотрудничество группы государств, имеющих схожие интересы в определенном вопросе, не делая это сотрудничество явным. Члены такой коалиции не вступали в многосторонние или даже двусторонние переговоры друг с другом для согласования своих интересов; тем не менее, они признавали свои общие интересы и действовали в соответствии с ними. Иными словами, общие интересы представлялись индивидуально на заседаниях многосторонних форумов советского блока, в двусторонних отношениях с Москвой и другими государствами советского блока, а также по отношению к западным государствам. Таким образом, деятельность подобных виртуальных коалиций никогда не была сформулирована в какой-либо официальной форме, более того, в период холодной войны их существование даже не осознавалось.

Хотя на протяжении всей холодной войны внутри советского блока существовали различные виртуальные коалиции, наиболее серьезные столкновения произошли между субблоками, ориентированными на экономику и на безопасность, в период подготовки к общеевропейской конференции по безопасности с середины 1960-х до середины 1970-х годов. Хотя в то время эти внутренние конфликты и междоусобицы были совершенно неизвестны общественности, сейчас ясно, что все это принесло временную победу ГДР, Польше и Чехословакии (субблоку, ориентированному на безопасность) в 1967 году, а с 1969 года верх взяла коалиция, ориентированная на экономику.

Я также ввел новую категорию "конструктивной лояльности" в анализ союзнической политики в рамках советского блока. Это означает, что, несмотря на зависимость союзных государств от Москвы по умолчанию, ограничения могли быть и фактически постоянно проверялись и постепенно ослаблялись; содержание этого принципа до 1988 года подразумевало, что "что не запрещено, то (возможно) разрешено". Хотя, возможно, Венгрия была образцом для подражания, политика конструктивной лояльности в советско-восточноевропейских отношениях может быть в определенном смысле применена ко всем несоветским членам Варшавского договора (за исключением Румынии), хотя, конечно, реализация этой политики существенно отличалась в разных государствах и даже в разные периоды. С одной стороны, это означало лояльное следование советской линии