во всех публичных заявлениях и на международной арене, избегание открытых дебатов с Москвой на форумах советского блока, а также гибкость, приспособление к советским требованиям и готовность к сотрудничеству. С другой стороны, это означало постоянное тестирование границ советской терпимости по двусторонним каналам, лоббирование и борьбу за свои национальные интересы (определенные коммунистическими лидерами данного государства), а также конфиденциальные инициативы по продвижению собственных целей, которые часто расходились с советскими интересами.

Анализируя события Пражской весны 1968 года, чтобы развеять все еще сохраняющийся миф о "социализме с человеческим лицом", я привожу свое давнее убеждение в том, что она привела бы к восстановлению парламентской демократии без иностранного вмешательства, как это в итоге и произошло в 1990 году. Что касается оценки советского процесса принятия решений, то я подчеркиваю, что советское руководство в действительности демонстрировало крайнее терпение и самоограничение в течение восьми месяцев кризиса, поскольку силовое решение не было бы нерациональным с их имперской точки зрения уже в марте, после отмены цензуры в Чехословакии. С этого момента оставалось мало надежды на то, что руководству удастся загнать джинна демократии обратно в бутылку. Однако, извлекая уроки из своей роковой ошибки - слишком раннего вмешательства в Будапешт в самом начале венгерской революции 1956 года, они теперь пытались найти политическое решение для восстановления порядка в соответствии с кремлевскими нормами, осуществляемого только местными силами, и таким образом избежать советского военного вмешательства. Таким образом, во время чехословацкого кризиса Брежнев и его товарищи в действительности хотели применить доктрину Микояна; первоначально это означало убедить руководство Дубчека осознать пределы терпимости Москвы, а затем надеяться, что восстановление будет осуществляться "здоровыми силами" по московской линии. Однако в итоге у них не осталось другого выхода, кроме как использовать брежневскую доктрину и остановить опасный процесс политических преобразований военным вторжением. Следовательно, вопрос о возможном альтернативном ходе истории заключается не в том, могла ли Пражская весна сохраниться при других обстоятельствах, а в следующем: если Янош Кадар, самый ненавистный человек сразу после кровавого подавления революции 1956 года в Венгрии, смог разработать довольно либеральную версию коммунистической диктатуры, которая могла вызвать относительную популярность в обществе и которую терпели Советы, то почему та же модель не могла быть применена к Чехословакии Густава Гусака?

Отвергая широко распространенное представление о том, что с 1979 по 1985 год шла "вторая холодная война", я называю эти годы периодом резервной разрядки. В 1979-1985 годах новая конфронтационная политика США (как при Картере, так и в первый срок администрации Рейгана) материализовалась в основном на пропагандистском уровне, в то время как механизм вынужденного сотрудничества продолжал прекрасно работать. Необходимость избежать столкновения между сверхдержавами была не менее убедительной, чем раньше. Политику Рейгана в 1981-1983 годах можно сравнить с двойственной политикой администрации Эйзенхауэра в 1953-1956 годах: реальной целью американской политики было нахождение modus vivendi с Советским Союзом, но это удобно сочеталось с громкой риторикой об освобождении "пленных народов" Восточно-Центральной Европы, которая, как теперь хорошо известно, не имела под собой никакой реальной основы. Еще одна важная особенность этого периода заключается в том, что впервые на этапе конфронтации европейские союзники Соединенных Штатов не пошли единым фронтом за Вашингтоном, а стремились сохранить диалог и сотрудничество между Востоком и Западом. Более того, система альянса отреагировала аналогичным образом и на восточном направлении: страны восточного блока - Венгрия, в первую очередь руководствуясь своими особыми интересами, которые к тому времени становились все более независимыми от намерений Москвы, стремились сделать все возможное, чтобы сохранить достижения разрядки.

Я раскрыл историю внутриблокового субкризиса конфликта между Востоком и Западом, возникшего после советского вторжения в Афганистан в декабре 1979 года. В конце января 1980 года, вскоре после объявления о возможном бойкоте Олимпийских игр, которые должны были пройти в Москве, Кремль обиделся и решил принять контрмеры. В ходе этой кампании Венгрии, Чехословакии и ГДР было приказано отменить предстоящие переговоры на высоком уровне с западными политиками. Этот неожиданный шаг вызвал серьезное столкновение интересов Советского Союза и восточноевропейских коммунистических государств, поскольку к этому времени эти страны были заинтересованы в интенсивном развитии собственных отношений с Западной Европой. Венгерское руководство, лояльно отменив запланированные визиты в ФРГ и США, успешно добилось от Москвы проведения многосторонней консультативной встречи по вопросу о последствиях ситуации в Афганистане для отношений между Востоком и Западом. На встрече, состоявшейся в феврале в Москве, в качестве программной линии советского блока была принята венгерская позиция, согласно которой в сложившейся ситуации необходимо регулярно консультироваться с союзниками по вопросам совместной политики блока в международной политике, сохранять результаты разрядки. Это возможно только при сохранении и укреплении отношений стран Восточно-Центральной Европы с Западной Европой, что позволит избежать преобладания в этих странах американского влияния.

Анализируя радикальные изменения в отношениях между Востоком и Западом с 1985 года, я утверждаю, что на кооперативное отношение Горбачева к Западу также сильно повлияла стратегическая оборонная инициатива Рейгана (СОИ), которая должна была начать новый, неожиданно дорогой и качественно иной этап гонки ядерных вооружений сверхдержав. На этом новом этапе у Советского Союза с его разрушающейся экономикой не было шансов продолжить соревнование, в то время как с 1945 года и до этого момента Москва - правда, ценой огромных жертв со стороны общества - всегда была способна ответить на новые американские вызовы. Находясь в плену своего статуса сверхдержавы, что означало отчаянную необходимость все время поддерживать паритет, Москве было жизненно необходимо каким-то образом блокировать развитие SDI. Поэтому, как только советскому лидеру стало ясно, что президент США не желает отказываться от своего проекта "звездных войн", у Горбачева остался единственный вариант заблокировать план - обратиться к американским налогоплательщикам. Зачем им тратить чудовищные суммы на противоракетную систему космического базирования, если врага больше не нужно бояться? План сработал, и во время беспрецедентно интенсивных встреч на высшем уровне с 1985 по 1988 год между Рейганом и Горбачевым возникло настоящее партнерство.

Внося вклад в литературу об окончании холодной войны, я утверждаю, что исключительные отношения, постепенно сложившиеся между Рейганом и Горбачевым, были основаны на постоянной игре двух превосходных актеров: Рейган, профессионал своего дела, использовал несуществующий проект (SDI), чтобы подтолкнуть Москву к сотрудничеству и разоружению, а Горбачев смог продать Советский Союз как мощную сверхдержаву, даже когда она находилась на грани краха.

Я отметил, что встреча Политического консультативного комитета Варшавского договора 15-16 июля 1988 года стала настоящим поворотным пунктом в истории советского блока, а также холодной войны. Здесь, на закрытом заседании министров иностранных дел, Эдуард Шеварднадзе открыто признал, что Советский Союз "столкнулся с критической