новую гадость, ищи потом утечку информации. Проблему же решали очень тихим перешёптыванием — местные понятия не имеют о качестве пластиковых окон и набитых стекловатой и пенопластом стен.

Генерал встал и помахал руками:

— Кыш! Кончилась колбаса! Нету!

Ворона громко каркнула и захлопала крыльями, но не улетела.

И в этот момент зазвонил телефон.

— Что? — огрызнулся он, услышав голос дежурного по базе.

— Привезли, товарищ генерал.

— Что привезли?

— Зоопарк привезли. Зоологи с экспедиции вернулись.

Пётр Алексеевич со вздохом встал. Экспедиции — это сейчас в его обязанностях, и надо встретить.

Пару минут спустя он оказался у пропускного пункта. Уже зажглись фонари. А в ворота въезжали гружённые клетками фургоны со всяким зверьём и птицей, в основном небольшим, но оттого не менее ценным. Ведь это же инопланетная фауна, и были среди них даже колдовские твари. Вот рассаженные по углам соколиные грифоны, которые раскрыли клювы, и часто дышали и таращились по сторонам. Вот шипел и скалился зубастой пастью мелкий и пёстрый, как кукушка, дракончик. Вот режиссёр с оператором, которые бегали вокруг клеток, как заполошные козлы.

— Красавец, — цокнул языком генерал, когда через ворота въехала повозка со связанным единорогом. Нет, не белым, а золотистым, но тоже очень любопытным. Вообще же, мир был другой, и животина сея являлась не конём с посаженным на резьбу на лоб рогом, а благородным оленем, но всё с тем же воспетым в балладах длинным и витым, как бивень нарвала, рогом в количестве одной штуки.

— Умаялись мы с этой самкой, — произнёс подошедший начальник экспедиции.

— А что так? — усмехнулся генерал. — Среди вас не оказалось невинных юношей?

— Да ладно вам, — скривился зоолог и похлопал ладонью по повозке. — Это же колдовское млекопитающее. Поди, догони его в лесу, когда у него телекинез, и все кусты и ветки перед ним расходятся, как вода перед Моисеем. Мы его пробовали подстрелить транквилизатором из ружей, а ему хоть бы что — дротики просто-напросто вбок улетают. Я вообще удивляюсь, как при таком наборе адаптаций они редкий вид. Их же должны по лесу целые стада бродить. В общем, пришлось загонять в кевларовые сети и закидывать гранатами со снотворным газом.

— Мне бы ваши заботы, — пробурчал генерал и принял протянутую планшетку с документом о выполнении плана-задания.

* * *

Небесная Пара, устав от дневных забот, опустилась за горизонт. Большое белое и крохотное оранжевое божественные свети́ла, ещё некоторое время роняли из-за края мира на пушистые облака двойные тени, а потом уступили место ночной тьме. На небе вспыхнули звёзды, средь которых отчётливо выделились охристо-жёлтая Лампада и Полярный Треугольник.

Воздух был пропитан печным дымом, запахом сдобы, жареного бекона, коровьего навоза, луговых трав. Наполнен криками оконных перепёлок-несушек, лаем собак, хрюканьем порчетт и, естественно, людскими шумами — звоном кузнечных молотков по металлу, криками стражниц, плачем грудных детей.

Кузнечихи ковали по ночам, дабы во мраке лучше различать оттенок накала железа в горнах. Стражницы предупреждали о своём приближении, распугивая мелкое ворьё. Ну а дети не могут не орать, они от природы таковы.

А ещё воздух был тёплый, согретый за день, но уже не душный. И в этот послезакатный час по узким улочкам Керенборга быстрыми тенями шла парочка, укутанная в чёрные плащи.

Высокие, худощавые, молчаливые. Они даже не шли, а скользили во тьме, словно призраки. Один дом, другой, третий.

Парочка миновала рыночную площадь и вышла к пахнущей свежими досками улочке, где стоял новенький домик. А прямо над входом, над хорошо сделанным крыльцом из красного кирпича с дубовыми перилами горел яркий белый фонарь, который казался кусочком дня в этом мраке. Словно Шана заглянула в щель между кронами грустных сосен. А ещё было видно, как толстый чёрный жгут тянулся по крышам домов, словно столетняя лоза по древам, и продолжатся в сторону чуждого городища, роняющего на небо свет своих колдовских ламп, словно пожарище, обжигающее собой мягкое брюхо облаков.

Дом принадлежал халумари — полупризракам.

Парочка застыла. А при свете фонаря было видно, что спрятанные под капюшонами лица закрыты плотными платками, оставляя взору только большие глаза цвета морской волны. И эти глаза были разными. В одних — глубокое раздумье, в других — брезгливая нелюбовь.

— Самозванцы, их сердца — пища для Белого Полоза, — проронила одна низким и очень чистым голосом.

Человеку, не знающему язык северных халумари — не тех, что пришлые с «Дземли», а истинных, родившихся под светом Небесной Пары, но укрытых от взора небесных светил листовою Великого Древа, речь показалась бы мелодичной песнью, но на самом деле женщина ругалась, кусая клыкастыми словами самозванцев, нагло явившихся из другого мира и решивших занять место первородных, тех, что прибыли в сей мир раньше остальных. Даже раньше смертных людей. И даже потеряйцы тогда ещё были в рассвете жизни. Да и, в общем-то, хотя бы живы.

— Не спеши. Будь как сова — бесшумной и терпеливой, а ты мечешься из стороны в сторону и пищишь, как летучая мышь, — очень красиво проговорила, почти пропела, вторая. — Тебе ли не знать, что всегда сперва нужно понять, что они могут. Не то сами погибнем и покровителя рода не вызволим, а если вернёмся без него, с нас шкуру тонкими лоскутками срежут живьём и повесят проветриваться на ветви великого древа. И нас и шкуру. Там и выспимся.

— Во всем виновато сонное зелье самозванцев! Если бы не оно, я бы спокойно увела покровителя от погони! — в голос заорала нетерпеливая перворождённая, до боли стиснув кулаки.

— Сейчас надо не оправдываться, а придумать, как сделать дело, — процедила терпеливая и отправилась прочь.

Глава 3

Капитошка и ночной переполох

Утро наступило рано. Глупо звучит, но утро приходит ко всем по-разному. К одним — с лениво поднимающимся к зениту солнцем, к другим — с пронзительным криком безумного петуха, который хочет прокукарекать о своём прекрасном настроении всем в округе, а к третьим — в три ночи с громким стуком в железную дверь.

Дмитрий Борщёв, помощник дежурного по внеземной базе, пребывающий в звании капитана, перевёл взгляд на экран и сонно моргнул. От недосыпа веки ощущались шершавыми, словно хреновая туалетная бумага.

Обычно ночью ничего не происходит: база спит, и лишь часовые бродят на постах под бдительным многоочием камер наблюдения, да патрули сонно слоняются вдоль заборов и зданий. И помощник даже