На сей раз, он превзошел самого себя, по одному этому можнобыло судить о том, как скверно обстоят дела. Устроившись в кресле, Ник закурил,поглядывая на меня со смешанным чувством презрения и самодовольства, поднял спола флягу, которую привез с собой, сделал несколько глотков. Он так ничего ине рассказал мне, а я не задавала вопросов, по опыту зная, что это бесполезно.Поднявшись с постели, я намеревалась проскользнуть мимо Ника, чтобы ненадолгоукрыться от него в ванной, он лихо захлестнул ремень вокруг моей шеи и притянулк себе.

– Придурок, – едва смогла произнести я. – Тымне шею сломаешь.

– Это вряд ли, – пригорюнился Ник. – Хоть инадо бы. Но, имея доброе сердце… – Не договорив и чуть ослабив ремень, онзаглянул мне в глаза.

– Ден жив? – не выдержав, спросила я.

– К великому сожалению, – вздохнул Ник. –Даже успел прийти в себя. Людишки его воспряли духом. Все жутко деятельные ижаждут крови. У сукиного сына проблемы с глоткой, возможно, говорить он никогдауже не сможет. Само собой, это досадное обстоятельство он включит в счет. Егопарни с меня глаз не спускают, уверены, что я знаю, где ты. Еле от нихоторвался.

– Что с Машкой? – испугалась я.

– Ничего. Дураку ясно, что ты к ней не сунешься. Но навсякий случай я велел своим людям за ней приглядывать.

– Спасибо, – подумав, сказала я.

– Пожалуйста, – съязвил Ник.

– Я не могу находиться здесь целую вечность, –через некоторое время решилась заговорить я.

– Целую вечность и не потребуется, – отмахнулсяНик. – И не вздумай ныть, без тебя тошно.

– У тебя есть какой-то план?

– У меня полно планов, я гениален. Кстати, твой Рахмановпожаловался мне сегодня, что нигде не может тебя найти. Я сказал, что тоже немогу.

– Да?

– Ага. Выдающаяся сволочь. Вот уж кому можнопозавидовать.

– Это без меня. Он не сказал, зачем я ему понадобилась?

– Нет. Делает вид, что не в курсе происходящего.Выражает обеспокоенность твоим длительным отсутствием. Я тоже обеспокоился ипообещал тебя отыскать. Сейчас все ждут, что решит Ден. Впрочем, что он решит,и так ясно. Детка, они тебя сдадут, у них просто не будет выбора. Долгих нестанет задираться с Деном, Рахманов тем более. Следовательно, ты будешь сидетьздесь, пока я не найду возможность переправить тебя за границу. Но и там небезопасно, радует лишь то, что это уже будет не моя проблема.

– Она и сейчас не твоя.

– А как же мои чувства? – хихикнул Ник.

– Я останусь в твоем сердце, – насмешливо ответилая.

– Что толку? С воспоминаниями не потрахаешься.

– Тоже мне трагедия, – отмахнулась я.

– Это такой шлюхе, как ты, все равно, кто на ней верхомскачет… – Он засмеялся, но смех резко оборвал. – Знаешь, без тебя скучно.Ага. Я даже запил от тоски. Поэтому и решил: ни хрена они тебя не получат.

– Я должна в это поверить? – усомнилась я.

– Детка, очень скоро тебе станет стыдно за эти слова,впрочем, такое может произойти лишь в том случае, если бы хоть капля совести надвоих у нас все-таки осталась.

– Ты так и не сказал, что мне делать, – вздохнулая.

– Ждать, радость моя, авось чего-нибудь и дождемся.

Он опять исчез на неделю, не звонил и не появлялся. Яуничтожала запас консервов и строила планы один нелепее другого, но так и нерешилась покинуть дом. Поначалу ожидание казалось невыносимым. Но дни шли, и яначала успокаиваться. Возможно, это последние дни в моей жизни, так что спешитьни к чему. Я читала, по утрам подолгу делала гимнастику, жалея, что не могупрогуляться по двору, иногда танцевала, напевая что-то. Застань меня Ник заэтим занятием, наверняка бы решил, что я спятила. Я размышляла о своей жизни ипришла к неутешительному выводу: все, что сейчас имею, я создала своими руками.А что я имею? Неразрешимые проблемы и полное отсутствие перспектив, вот что.Какой-то умник сказал: характер человека – это и есть его судьба. Выходит, мойни к черту не годится.

К концу второй недели в оглушительной тишине дома раздалисьтелефонные звонки. Дождавшись третьего, я сняла трубку.

– Трам-тарарам! – заорал мне в ухо Ник. –Дальше вступают литавры.

– Ты что, пьян? – вздохнула я.

– Трезв, и это сильно меня беспокоит. Предлагаюнапиться. Гром победы раздавался… как там дальше, сучка ученая?

– Не помню, – ответила я, не зная, что последуетза этими словами.

– От тебя никакого толка, – пожаловалсяНик. – Радость моя, враги повержены, победа за нами. Ден пошел на мировую,он больше не жаждет твоей крови.

В это было невозможно поверить, вот я и не спешила. Никзатих, выжидая, потом позвал:

– Эй, ты там что, умерла от счастья?

– Может, ты перестанешь валять дурака и…

– Перестал, – вздохнул Ник. – Я совершенносерьезен. Хоть сейчас возвращайся домой, живи долго и с удовольствием. У ГадюкиДена нет к тебе претензий.

– И я должна в это поверить?

– Почему бы и нет, раз я поверил? По-твоему, я здесьтолько пьянствовал? Ничего подобного: пока ты прохлаждалась в моем доме, папуляковал наше общее счастье. Слушай, даже обидно, неужто ты сомневалась в нашейполной и безоговорочной победе? Скажи, что сомневалась, и получишь в зубы.

– Я в тебя верила, – вздохнула я.

– И не зря. Ладно, к вечеру приеду, будь готова.Заключишь меня в объятия. Пока.

– Ник… – позвала я.

– Да?

– Хорошо, – сказала я. – Жду.

Поверить в то, что Ден не имеет ко мне претензий, каквыразился Ник, я не могла. Тогда что он задумал? Ден или все-таки Ник?Оставалось лишь гадать, а еще ждать Ника. Он явился часов в пять. Несмотря назаверения в полной и безоговорочной победе, выглядел он не лучше, чем в прошлыйвизит. Выходит, победа далась ему нелегко. Дурака валять на этот раз он был нерасположен.

– Переоденься, и поехали, – заявил он, бросив мнепод ноги пакет с одеждой.