Я устроилась на скамейке, наблюдая за людьми на остановке,не зная, что делать дальше. Очень хотелось увидеть сына и Машку. Посмотрела нателефон-автомат, немного денег у меня есть, а вот ключи от квартиры куда-топодевались, запасные хранились у Виссариона. К нему я и отправилась. Можно былопоехать на такси, но я предпочла идти пешком, заново привыкая к улицам.

Разные мысли кружили в голове, я то и дело возвращалась ксловам Макса и вновь видела перед собой бледное до синевы лицо Дена. «Он былрад заключить соглашение… И я даже представить не берусь, что он придумает,чтобы поквитаться с тобой». Это верно, фантазия у Дена богатая, и простопристрелить меня для него и в самом деле недостаточно. Я досадливо поморщилась.Как ни странно, я понимала его чувства. Надо же, какие же мы все понимающие…Макс понимает меня, я – Дена жаль, что мир от этого не становится лучше, скореенаоборот. Ден когда-то сказал: «Я убью всех, кто тебе дорог». Наверное, этаидея его и сейчас не оставила. Может, мне действительно надо бежать? А что этоизменит, раз те, кого я люблю, останутся здесь?

В конце концов, мои мысли начали кружить вокруг надоедливоговопроса: права ли я была, желая его смерти? Стоила ли жизнь этого человека моейсобственной? Тогда мне казалось, я должна это сделать. А теперь?

– К черту, – пробормотала я. – Лучше думай,как жить дальше. Встречусь с Машкой, попытаюсь увидеться с сыном… Сейчас этоглавное, а там посмотрим.

На стеклянной двери кафе висела табличка «Закрыто». Япостучала и, прильнув к стеклу, пыталась разглядеть, есть ли кто внутри. Слегкаприпадая на одну ногу, появился Виссарион. Открыл дверь и, взглянув на меня,буркнул:

– Привет. – Никаких эмоций на его добродушнойфизиономии не отразилось. – Заходи. Я вошла, прикрыла за собой дверь испросила, кивнув на табличку:

– По какому случаю не работаем?

– А-а… – Он махнул рукой. – Из СЭС были, задолбалипридирками, чертовы вымогатели.

– А что ты хочешь, такова жизнь, – усмехнулась я.

– Ты когда на работу выйдешь? – как ни в чем небывало, поинтересовался он, направляясь к стойке.

– Хоть сегодня, – пожала я плечами.

– Это хорошо.

Он не спешил с вопросами, я подозревала, он вообще несобирался их задавать. Был уверен, что, если захочу, расскажу все сама. За этоя была ему очень благодарна.

– Чаю выпьешь?

– Давай.

Он поставил чайник, выставил на стойку чашки, и мыустроились напротив друг друга.

– Тут тобой интересовались, – Виссарион поскребфизиономию и посмотрел на меня настороженно.

– Очень досаждали?

– Да нет. Сердитые ребята, но не напугали.

– Тебя трудно напугать, – кивнула я.

– Таким, как эти, – трудно. Один в морду мнементовским удостоверением тыкал. Рожа лощеная, а на руке часы за штуку баксов.Мент из него, как из меня герой-любовник.

– Чего он хотел?

– Спрашивал, где ты можешь быть.

– А ты что ответил?

– Правду. Что сам хотел бы это знать, раз плачу за тебяналоги и ты здесь вроде бы работаешь. – Я представила диалог между лощенымментом и Виссарионом и невольно хихикнула. Виссарион тоже усмехнулся. – Яему не понравился.

– Зато ты очень нравишься мне.

– Ты мне тоже. Как жизнь, а?

– Нормально.

– Ну, и слава богу. Девки небылицы плетут, вроде тыпришила какую-то сволочь.

– Небылицы и есть.

– Я так и подумал.

Виссарион налил чаю и, не торопясь, стал пить, держа чашкудвумя руками.

– Хочу съездить к Машке, но если надо… – сказала я. Онотмахнулся:

– Поезжай.

Я взяла у него ключи от своей квартиры, допила чай, кивнулаи направилась к двери. От заведения Виссариона до моего дома несколько минутпешком. Я шла, глядя себе под ноги, и размышляла, стоит ли звонить Рахмановуили дождаться, когда он сам объявится. Если он спятил настолько, что отвалил заменя кучу денег, может, позволит увидеться с ребенком? Перво-наперво я позвонюМашке, она наверняка беспокоится. Я ускорила шаги. Соседка у подъезда, кивнувмне, посмотрела так, точно увидела привидение. Я поднялась на свой этаж,открыла дверь и вошла в прихожую. Слева висел плакат с портретом Че Гевары, ясказала:

– Салют, команданте, – и поспешно отвела взгляд.

Акт мести, на который я, по неизвестной причине, возлагалабольшие надежды, с треском провалился, и теперь под взглядом Че я чувствоваласебя нашалившей первоклашкой, пожала плечами, мол, ничего не поделаешь, ипрошлась по квартире. Кажется, придется заново привыкать к жизни.

Квартира казалась чужой: если бы не портрет команданте, я бывполне могла решить, что ошиблась дверью. Подошла к телефону, набрала Машкинномер и услышала ее тихое:

– Да.

– Салют.

– Это ты? – Машка вроде бы испугалась.

– Конечно, я. Извини, что долго не звонила. Пришлосьненадолго уехать.

– Ты… у тебя все в порядке? – как будто очень вэтом сомневаясь, спросила Машка.

– Да, все как всегда. У тебя как дела? Как Тони?

– Хорошо. Только я… я не знала, что и думать. Тебя нет,твой телефон молчит… Где ты была?

– Давай я все расскажу при встрече, – кашлянув,предложила я.

Машка могла знать о том, что я стреляла в Дена, а могла и незнать. Если не знает, то лишние волнения ей ни к чему.

– Когда ты приедешь? Или мне приехать? Я возьму такси…

– Я приеду, – перебила я. – Сделаю несколькозвонков и приеду.

– Хорошо.

Машка повесила трубку, я вздохнула и вновь попыталасьрешить: звонить Рахманову или нет? В конце концов набрала номер его мобильного.Он ответил после первого гудка.

– Олег, – сказала я и услышала:

– Твою мать… – после чего пошли короткие гудки.

– Разговора не получилось, – пожала я плечами.

Полмиллиона немалые деньги, и Рахманов, как видно, не успелприйти в себя. Свидание с сыном откладывается на очень продолжительный срок.