— Это ко мне! — крикнул Евгений и вновь помчался в прихожую.

Я рассердилась, плюнула и взялась-таки за чистку плиты, чегодолго не решалась делать. Евгений тут же вернулся. Он был полон разочарования.

— Это к тебе, — равнодушно бросил он и поспешил в ванную.

— Да постой же, — зашипела я. — А теперь там кто?

— Какая-то девица. Спрашивает Софью Адамовну. Это ты?

— Это я, ответила я, придирчиво всматриваясь в его глаза. —А что за девица? Хорошенькая?

Взгляд Евгения не выражал ничего, кроме крайнего нетерпения.

— Обычная девица, каких миллион. Сонь, мне некогда, ты иди,она ждет.

Я несколько успокоилась, но бдительности решила не терять.Придала своему лицу самое строгое выражение и поплыла в прихожую.

Девица топталась у двери на коврике. Вид у нее был оченьсмущенный, а когда я грозно сказала «ну?», бедняга и вовсе сконфузилась. Глазаиз-под челки смотрели загнанно и обреченно.

«И где только Маруся откопала такую?» — подумала я и строгоповторила вопрос:

— Ну?

Девица покрылась красными пятнами, нервно затеребила подолплатья и, приседая, сказала:

— Здрасте.

— Здравствуйте, милая, — покровительственно ответила я,придирчиво изучая ее и оттаивая душой.

"Нет, это существо не опасно. Чтобы мой Астров изменилмне вот с этим?

Даже если такое случится, я только ему посочувствую".

Я решила ее подбодрить.

— Итак, слушаю вас, — сказала я, после чего девицарастерялась окончательно и сбивчиво залепетала:

— Меня это, Жанна зовут, я это, насчет работы пришла, мнеэто, говорили, я собиралась уже вчера, но, сказали, что как бы не надо, асегодня, вот.

— Понятно, следуйте за мной, — усмехнулась я и отправиласьна кухню.

Когда мы проходили мимо ванной, внезапно распахнулась дверь,и перепачканный Евгений шагнул нам навстречу. Девица испуганно шарахнулась июркнула на кухню раньше меня.

— Кто это? — свистящим шепотом спросил Евгений, делаяужасные глаза.

— Прислуга, — издевательски кривляясь, ответила я. —Допрыгались, милые.

— И как она?

— По-моему, ее надо лечить.

Евгений пожал плечами и скрылся в ванной, а я отправилась накухню.

Девица стояла ко мне спиной и смотрела в окно.

— Присаживайтесь, Жанна, — я указала на стул. — Кофе хотите?

— Спасибо, — робко ответила она.

— Спасибо? В каком смысле?

— В смысле… Не хочу.

Я задумалась о соотношении робости и покорности в характеречеловека и на несколько секунд забыла о Жанне…

Очнулась я, лишь когда Санька выскочил из ванной и с криком«где моя прислуга?» прыгнул на руки Жанны.

Я остолбенела. Я близка была к обмороку, посколькунаходилась в уверенности, что девушка точно лишится чувств, но ошиблась. Жаннамгновенно преобразилась. Она рассмеялась, не выпуская Саньку из рук, уселась настул, повела с ребенком бойкий разговор и через пять минут знала о нас столько,что я озаботилась новой проблемой.

Оказывается, наличие прислуги в доме делает жизнь егообитателей весьма прозрачной.

С этим смириться я никак не могла, но, видя своего ребенка вруках Жанны радостным и счастливым, я представила себя сидящей, скажем, вопере, а рядом Евгений. Что ж, недурно. А к нашему приходу Санька, отмытый добелизны, переодетый в свежевыстиранную пижамку, сладко дремлет на кружевныхбелоснежных простынях, а на столике в гостиной приятный ужин на двоих и присвечах…

Просто блеск!

Я посмотрела на Жанну совсем другими глазами.

"Ну и пусть сплетничает, — храбро подумала я. — ПослеСтарой Девы и верной подруги Маруси мне это совсем не страшно. Главное, что оналюбит детей.

И они любят ее, если судить по моему Саньке, а его труднообмануть".

— Что вы умеете делать? — спросила я, чтобы не выглядетьлегкомысленной.

Жанна вмиг утратила веселье, привычным движением (как куклу)прижала моего сына к груди и серьезно отчиталась:

— По дому умею делать все: стирать и гладить белье, чиститьковры, натирать паркет, знаю десять рецептов варки кофе, хорошо готовлютрадиционные блюда и обожаю драить кастрюли.

Представив, что всю эту нудную и изнуряющую работу она будетделать вместо меня, я почувствовала значительный прилив сил. Последняя же еефраза едва не довела меня до экстаза.

— А комнатные растения вы любите? — спросила я, с огромнымтрудом скрывая радость. — У меня много дорогих цветов.

— Цветы — с детства моя слабость. Я их холю и лелею, словносвоих деток.

Сладкий вздох вырвался из моей груди:

— Ах!

Но я быстро взяла себя в руки и строго спросила:

— А как вы относитесь к домашним животным?

Надо признаться, что у меня не было никаких домашнихживотных, но я уже серьезно задумалась: «А почему бы мне их не завести?»

Услышав вопрос, Жанна буквально заискрилась внутреннимсветом и с трогательной нежностью произнесла:

— Домашних животных очень-очень люблю. Я затрепетала.

"Ну надо же, как мне повезло. Это просто ангелкакой-то, а не девушка.

Таких надо клонировать. Просто брать и клонировать. Сотнями.Тысячами. Чтобы всем было хорошо. Ах, как я теперь заживу! Даже не знаю, какблагодарить мою Марусю".

— А скажите-ка, милая, что вы любите больше всего? —спросила я, недоумевая, как могла так долго обходиться без прислуги.

— Больше всего на свете я люблю детей, — ответила Жанна, имне потребовалось немало сил, чтобы удержаться на стуле, а не наброситься нанее с объятиями и поцелуями.

Пришлось торжествовать молча, что было равносильно пытке.

— А как вы относитесь к воспитанию? Мне хотелось бывырастить из сына приличного человека, а не какого-нибудь рэкетира, депутатаили, упаси боже, лидера ЛДПР.

Этот вопрос всегда очень волновал меня. Некоторые заводятдетей и совсем не хотят их воспитывать. Детей это чрезвычайно травмирует.Именно так получаются вышеперечисленные продукты плохого воспитания.

— Я обожаю воспитывать детей и даже закончила шестимесячныекурсы гувернанток, — заверила меня Жанна, чем окончательно свела с ума.