— Дом словно охвачен пламенем, — похвалила я. — И что, этобудет постоянно так?

— Да, наружное освещение нынче в моде. Мама, а как тебе моифонтаны?

— Зашибись!

— А цветы?

— ;И цветы — зашибись, но кто их выставил на холод? Надеревьях еще и почки не набухли, а у тебя фонтаны и цветы.

— Ах, я же не виновата, что родилась весной, — вздохнулаТамара. — За делами жизнь проходит мимо. Даже некогда полюбоваться этойкрасотой. Даже на Сейшелах я отсыпалась, и единственное, что мне удалось, такэто обгореть на солнце.

Мне стало жаль свою несчастную подругу.

Я решила ее приободрить.

— Зато сегодня у тебя сладкая жизнь, — сказала я. — Все, неисключая и меня, страдают от зависти.

— То-то же, — удовлетворилась польщенная хозяйка и отизбытка чувств ущипнула за щечку Жанну. — А что это мы такие молчаливые?

— Ребенок никак не может в себя прийти от твоего «Мазератти»с водителем, — пояснила я.

— Ах, вот оно что, — улыбнулась Тамара. — Но ты же самапросила карету.

Я не успела ответить. Примчался взволнованный Даня и своплями «приехал Сам» утащил мою подругу. Мы с Жанной остались одни.

— Почему эта Тамара называет вас Мамой? — спросила девушка.Я рассмеялась.

— Надеюсь, ты не подумала, что нас связывают родственныеузы?

Жанна испуганно замотала головой.

— Нет, нет, так невозможно подумать, — пролепетала она.

— Тамара даже старше меня, а Мамой меня зовут все моидрузья. Открою свою тайну. Ты не знаешь, что Санька не мой сын. Точнее,теперь-тo он мой, но до этого он был сыном моей любимой подруги.

— Что же случилось с вашей подругой? Спросила Жанна, и налице ее отразилось заблаговременное сострадание.

— Она умерла, — с искренней грустью ответила я. — Погибла,когда Саньке было три года. Я усыновила его, но паршивец никак не хотел зватьменя мамой.

«Тетя», и все. И так продолжалось довольно долго. Время шло,ребенок рос, катастрофически накапливая опыт, а я по-прежнему была «тетя Соня».Разве это не обидно?

— Обидно, — подтвердила Жанна. — Но сейчас же он зовет васмамой.

— И это благодаря нашей Марусе. Она придумала хитрость.«Давай, — однажды сказала она, — мы все будем звать тебя мамой. Санькаподумает, что это твое имя, и к нам присоединится». Она сама оповестила всехзнакомых и друзей, как теперь надо ко мне обращаться. Все, кроме нее, стализвать меня Мамой, даже Евгений. Мне стоило немалых трудов его от этого отучить.

— А как вас звала тетя Маруся?

— Как обычно: старушкой. Но Санька, слава богу, не сталзвать меня старушкой. Слово «мама» гораздо чаще звучало в моем доме. Ты знаешь,это помогло. Ребенок действительно очень быстро присоединился к большинству итеперь зовет меня мамой, впрочем, как и все остальные. Они пристрастились и немогут отвыкнуть. Ну что, пойдем к гостям?

Жанна улыбалась и слушала меня с интересом, но вдругзадрожала.

— Тебе холодно? — спросила я, заметив внезапную перемену.

— Нет, это нервное. Может, не надо к гостям? Может, лучшепобудем здесь?

Мне это очень не понравилось. К черту летели все нашитренировки.

— Ты — венец творения, — строго сказала я. — И запомни,здесь нет никого лучше. Пойдем в дом, увидишь сама. Ты — это совершенство, аони все — посредственности. Надеюсь, мой мундштук на месте?

— Он в моей, то есть в вашей сумочке, — пролепетала Жанна.

— Что значит в «вашей»? Раз сумочка у тебя в руках, значит,она твоя. И переходи уже на «ты», — отрезала я и потащила ее в дом.

Я тут же в холле споткнулась об Тосю, которая обрадовалась изакричала:

— Мама! Это ты?

— Это мы, — ответила я.

— Ты не видела Марусю? — спросила Тося, с любопытствомразглядывая окаменевшую Жанну. — Я везде ее ищу.

— Бог с тобой, — возмутилась я. — Откуда Марусе здесьвзяться? Будто не знаешь, что она уже двадцать лет не разговаривает с Тамарой.

Нам навстречу пробирался облезлый Тосин муж, видеться скоторым я не желала никогда. Тося вбила себе в голову, что он лакомый кусочекдля всех без исключения женщин, и мне не хотелось ее в этом разубеждать. Хотясейчас, когда его бизнес пошел в гору, может, это стало и так. В любом случае япоспешила ретироваться, но было поздно. Он раскинул руки для объятий и завопил:

— Мама, как ты похорошела!

— И ты по-прежнему неотразим, — решила быть любезной я, отчего Тося пошла пятнами.

— Нам надо поболтать, — зашипела она, оттесняя мужа от нас сЖанной. — Стае, слышишь? Нам с Мамой надо поболтать!

Я решила воспользоваться моментом.

— Станислав, — с патетикой воскликнула я, после чего онвытянулся и стал сантиметром выше. — Нам действительно надо поговорить, а тыпока развлеки эту юную леди, — и я кивнула на Жанну, которая тоже пошла пятнамии испуганно залепетала:

— Нет, я лучше останусь с вами.

— Не говори мне «вы», — зашипела ей на ухо я. — Мы жеперешли на «ты».

Иди с ним. Он круглый дурак. Рядом с ним несложночувствовать себя венцом творенья.

— Мама, что такое? Вы шепчетесь? — капризно надул губы Стае.

Тося смерила меня ехидным взглядом.

— Лишь из любви к подруге, — рассмеялась я, лаская еевзглядом. — Но, Станислав, раз ты обижаешься, скажу. Я призналась Жанне, что вюности была в тебя влюблена.

Эффект был потрясающий, причем сразу с обеих сторон. И Тося,и Стае были в шоке, каждый по-своему, конечно.

— Как зовут эту прелесть? — неловко сменил тему Стаc, сопаской косясь на жену.

— Прелесть зовут Жанна, — вдохновилась я — и, Станислав, ябуду тебе благодарна, если не дашь этой крошке скучать.

— Можешь не сомневаться, Мама, — заверил Стаc меня,предлагая свой локоть обомлевшей Жанне.

И он потащил ее в самую гущу народа.

— Кто она? — задребезжала Тося, едва мы остались одни.

— Подруга Тамары и моя.

— Мама, почему я об этом ничего не знаю?

— Сама удивляюсь, — честно призналась я.

— Но дело не в этом. Ты видела, Мама, что Тамарка сделала сосвоим лицом? Сколько можно тянуть эту бедную рожу? То есть кожу. У нее же глазавот-вот окажутся на заднице.