и ноги до щиколотки. И тогда так загадочно улыбались, замечая любопытные взгляды парней. И лишь после обряда сочетания браком, мужчина мог воочию увидеть и оценить всю красоту своей жены. А здесь буквально не было простору для фантазии. И, конечно, я смущался, но не переставал с интересом разглядывать незнакомку. В моих кругах так внаглую пялиться на девушку зазорно. Неправильно. Но что я мог поделать, когда взгляд сам собой стремился познать каждый изгиб стройной талии и округлой груди.

Это был самый эротический момент в моей жизни. Возбуждение не заставило себя ждать: в лицо ударил жар, а по позвоночнику стекла тонкая струйка холодного пота. И где-то в глубине души я стыдился того, что происходило с моим организмом, но ничего… абсолютно ничего не мог с этим поделать.

— Что замер-то? — отрезвил голос бабушки Ефании. Я смог оторвать глаза от манящих форм и перевести растерянный взгляд на неё. — Всё принёс? А теперь брысь отсюда!

И я вышел прочь. Что ещё оставалось. Но чувства, что бушевали в душе, не хотели униматься. Чтобы успокоить себя, я принялся короткими быстрыми выдохами выпускать воздух из грудной клетки. Голова слегка закружилась, и стало невыносимо жарко. Резким движением руки стянул с себя меховую шапку, позволяя ветру раскидать волосы, как ему вздумается. Но ничего не спасало. Нарастала нервозность. Я превратился в сжатый комок, который мог в любую секунду взорваться. И катализатором послужил мой лучший друг.

— Ты в порядке, Макарий? — заботливо спросил он.

— В полном! — разъяренно буркнул. — Заняться нечем? Иди потренируйся отпускать сознание, может хоть в этот раз получится!

И швырнув шапку в снег, я рванул в лес. Жарко было настолько, что внутри всё буквально кипело. Нужно остудиться. Я мчался в глубь заснеженной тайги и, оказавшись на знакомой поляне, вдали от селения, рухнул лицом в сугроб. Уняв сердцебиение, перекатился на спину, устремляя взгляд на верхушки деревьев. Тихо. Так тихо не бывало уже много ночей. Пушистый снег мягкими снежинками слетает с веток деревьев, падая на лицо. Я погружаюсь в транс, убаюкивая сознание. Всё наладится, душа успокоится. И через какое-то время эмоции отпускают. Умиротворение, баланс, спокойствие… и вдруг стыд. Обидел друга. Ведь знаю, как он старается. В его возрасте почти каждый уже имеет тотемного зверя. А ему всё не удается побороть внутренние барьеры. И ведь знаю, как он переживает из-за этого, но надавил на самую больную мозоль. Не похоже на меня. А, может, Тихомир прав и эта девка ведьма? Она околдовала меня, не иначе. Откуда тогда такая реакция? А ведь с ней осталась Забава и бабушка Ефания. А что, если и их она околдует? Я принес беду в родное селение. Не подумав, уничтожил самое дорогое!

Сломя голову я кинулся обратно к общине. Пока не поздно я должен исправить то, что натворил. Только бы успеть. Только бы сестра была в порядке.

Запыхавшийся я подбежал к жилищу бабушки и замер на месте от внутренней тревоги и страха за близких. Глубоко дыша, ошарашенный собственными мыслями, я боялся сделать шаг через порог. А что, если я опоздал? Процесс запущен, и она уже одурманила их? Но в следующую секунду вышла Забава. На вид обычная, только слегка уставшая.

— Чего всполошился-то? — удивленно спросила сестра. — Всё с ней будет хорошо. Мы сделали всё, что могли, а сейчас ей просто нужно поспать.

Я не смог вымолвить ни слова от ужаса роящихся мыслей. А Забава лишь мило улыбнулась.

— Не переживай, братик. Ты сделал всё правильно.

— Вы в порядке? — только смог вымолвить.

— А нам-то что будет? — задорно хохотнула сестра. — Но с тебя новая шкура на кафтан.

— Хорошо.

— Иди отдыхай, братик, — она заботливо коснулась моего плеча и пошла по своим делам, а я, немного придя в себя, отправился к Тихомиру. Обидел-то его выходит зря.

Жуткое и не знакомое до этого момента чувство стыда накрыло меня, пока я шёл к шатру Тихомира.

— Что я наделал? — вслух произношу и сильно бью себя по бедру. Никудышный из меня друг выходит. Тихомир всегда был рядом. Искренне радовался моим успехам. Ни капли завести. А я… взял и ткнул носом в перегной. Но я не со зла. Никак не хотел обидеть его.

Щёки пылают, руки безвольно висят вдоль тела. Отрицательно мотаю головой, на секунду застыв у входа в жилище. Тяжело вздыхаю и всё же шагаю внутрь. Сожалею, что наговорил лишнего. Надо бы извиниться.

Друг, взывая к духам, в трансе сидит на полу, поджав под себя ноги, с раскрытыми ладонями, лежащими на коленях для концентрации силы. Глаза закрыты, мышцы лица напряжены. Он изо всех сил пытается выпустить сознание для связи с миром духов. Он старательный. И почему процесс переселения мне дается куда проще?

Не стал отвлекать Тихомира и присел напротив. Приняв ту же позу, я пытался отыскать связь с другом. И хоть ещё ни одному шамаху ранее не удавалось проникнуть в разум человека, я всё-таки старался прочитать мысли Тихомира. Напрягая всё своё естество, я гнал мысли прочь к духам, молясь, чтобы они направили поток в нужное русло. Но тщетно. Разум человека закрыт намертво. Живое существо должно само захотеть впустить в сознание. А кто захочет, чтобы в его голове капались?

— Остыл? — услышал голос Тихомира и открыл глаза.

— Прости, друг. Не знаю, что нашло на меня, — виновато проговорил я.

— Ты всё правильно сказал, — поднялся Тихомир на ноги и уселся на кровать. — Похоже, не быть мне шамахом. Пора смериться и освоить профессию плотника.

— С ума сошёл? — подскочил на ноги. — Ещё есть время раскрыть сущность. Тебе нет и двадцати пяти.

— Доброгнев говорит, это возможно лишь до двадцати. А я уже прошёл этот порог.

— Глупости! — отмахнулся от друга. — У тебя полно ещё времени.

— Хорошо тебе говорить, — отвел взгляд. — Сам-то в четырнадцать получил благословение, а годом позже и тотемного волка.

Тихомир прав. Мне всегда легко давалось всё, что связано с шаманством. Не знаю почему. Но отец говорит, что мы потомки великого Дарена. Может, поэтому?

— Слушай, друг, — присел рядом с Тихомиром и закинул руку на его плечо, — не время отчаиваться. Нужно верить. Это главное. Вера — сильнейшее оружие. Были случаи, что паробъком2 удавалось обрести тотемного зверя ближе к тридцати. Мне отец рассказывал.

— Но Доброгнев говорит… — начал Тихомир, удивленно взглянув на меня.

— Доброгнев, Доброгнев, — перебил друга, слегка встряхнув, — он старый Леший. Ему уже пора на покой. И потом, когда мы его слушали?

— Ха, — хохотнул Тихомир, — точно! Особенно прошлой весной, когда ты,