Не стоит скрывать: Лёля только невероятнымволевым усилием справилась с желанием вырвать у Александры Герасимовны этудеревяшку и стукнуть по башке, облепленной белыми потными прядками. И, вполневозможно, бешенство, овладевшее ею, взяло бы верх над элементарными приличиями,когда б на кухне Александры Герасимовны не раздался грохот.

Обе соседки, молодая и старая, сунулись туда –и вдруг увидели красную лестницу, которая уперлась снаружи в подоконник.Взметнулась длань в брезентовой краге, сжимавшая красный топорик с явнымнамерением сокрушить стекло…

Герасимовна с визгом метнулась к окну, а Лёля– на лестничную площадку, привлеченная новым грохотом.

Мимо нее, подтягиваясь на перилах и мощнозабрасывая тело сразу на середину пролета, пронеслось какое-то существо – какЛёле сперва показалось, нечто среднее между динозавром, инопланетянином исредневековым рыцарем. В одно мгновение существо оказалось на пятом этаже: Лёляуслышала его тяжелый топот по своей квартире и взлетела наверх – чтобыстолкнуться с ним в дверях лицом к лицу.

– Пожарных вызывали? – рявкнул он из-подкакого-то прозрачного щитка (может, это было забрало?). – И где горит?!

На голове у него было что-то медносверкающее.Сверкала также бляха на груди. И вообще все на нем сияло и блестело.

А может, Лёле это почудилось, и только егоглаза сверкали синим (точнее, голубоватым) гневным пламенем? Лёля из-за этогосверкания ничего толком и не видела, оно ослепило ее и вышибло остаткисоображения. Ростом девушку бог не обидел, формами тоже, но перед этимбрезентово-асбестово-латунным божеством она чувствовала себя козявкой,букашкой… Семелой, которой явился Зевс во всем блеске своем и испепелилстрадалицу молниями!

– Соседка… – пролепетала Лёля. – Бельеки… ки…

Он лучше ее владел собой – только зубамискрежетнул да светлую бровь круто заломил в ответ на это невразумительное,идиотское «ки-ки».

И тут что-то загрохотало на кухне.Металлический бог обернулся, небрежным движением боевой рукавицы пресек Лёлинпорыв в квартиру и с легкостью, неожиданной для его бронированного тела,метнулся вперед.

Через его плечо Лёля увидела в окнеразъяренную физиономию: в таком же шлеме, с таким же забралом. Только выражалсязаоконный гость более словоохотливо, громогласно и, скажем так, витиевато.Благодаря приоткрытой Лёлей створке окна она отчетливо слышала каждое слово.

– Скажи, пожалуйста, Митяй, где находится таглупая женщина легкого поведения, которая зачем-то вызвала нас сюда? –спросил он. – И, кстати, знаешь ли ты, что ее мать тоже не отличаласьвысокими моральными качествами? Вообще у них это родовое…

Само собой разумеется, что выражал он своимысли несколько иначе. Подсчитывая количество слов, начинающихся на «е», «б»,«с», «х», утомился бы даже карманный калькулятор! Лёля мгновенно вышла – нет,вылетела, как ракета! – из ступора, потому что этих бродячихматюгальников, на которых натыкаешься сейчас на каждом шагу, ненавидела лютойненавистью, и сунулась было вперед, однако Митяй Боевая Рукавица снова задвинулдевушку себе за спину и кротко сказал матюгальнику:

– Отбой.

Еще раз шумно попробовав алфавит на зуб, тотгаркнул в пространство: «Отбой!» – и лестница медленно поползла вниз, унося егос собой.

Гость повернулся. Они уставились друг надруга, и по его непроницаемому лицу вдруг скользнула слабая усмешка. Лёлясмотрела, как дрогнули твердые, чуть обветренные губы, как смешно наморщилсяточеный хищный нос. Четче обозначилась ямочка на выпуклом подбородке. Еще онаразглядела светлые длинные ресницы. Ресницы сощурились, затеняя серо-голубыеглаза. Сомкнулись на переносице светлые размашистые брови, румянец пробился нахудые щеки… Лёля видела все это как-то по отдельности, металась взглядом по еголицу и совершенно не способна была понять, обругает он ее сейчас, как егоприятель, или расхохочется.

Ни того ни другого не произошло. Еще разпроблеснула эта мгновенная, почти неуловимая улыбка, а потом он сказал:

– Ладно. Жизнь продолжается. – И, обойдядевушку, загрохотал своим мощным снаряжением по лестнице.

Лёля привалилась к стене. Ноги ощутимоподгибались, ее трясло, и все время хотелось вытереть со лба пот, хотя, можетбыть, его там и не было.

Конечно, натерпелась она – не дай бог никому,нанервничалась, но не потому, не потому била ее сейчас дрожь и слезы подступалик глазам.

«Жизнь продолжается», – сказал он.

Не совсем так: жизнь наконец-то началась!

Когда Самураю сказали, что в этом деле емупридется быть вторым, он сначала ушам своим не поверил. И, похоже, не смогскрыть своего… нет, не изумления даже, не обиды… Он просто оторопел. Не ждалтакого! Шеф это сразу просек – похоже, именно такую реакцию он и предполагал.Усмехнулся в усы:

– Не надувайся. Знаешь, кто пойдет первым?

Самурай дернул плечом. В этот момент он ничегоне хотел знать. Ни имени первого номера, ни «кабана». Он видел за спиной шефа,на столе, аккуратно разложенные зеленовато-серые пачки в банковской упаковке.Это был его аванс. Самурай перевел взгляд к окну. Не лучше ли повернуться иуйти, пока не поздно? В конце концов, пока ты не узнал условий игры, не узналимени «кабана» и не взял денег, ты еще не в деле, ты еще можешь отказаться.Потом – нет. Даже если посреди подготовки обнаружишь, что дело – провальное,выйти из него будет уже нельзя. Ну, разве что ногами вперед, прихватив пулю вчерепок.

Самурай мог уйти. Он мог себе это позволить,зная, что его никто не заподозрит в трусости. Последний раз он боялся лет… да,лет несколько тому назад. Тогда он сделал свое первое дело – и… оставилсвидетеля. Не совсем свидетеля, впрочем: тот парень его не видел. Даже непонял, откуда это прилетело сначала в голову его брата, а потом уже в спину емусамому, когда он нагнулся над убитым. Уходя, Самурай не сомневался, чтоотправил на небеса их обоих. Как выкарабкался парнишка – уму непостижимо!Информация, что он жив, просочилась только через неделю. Милиция несомневалась, что парень видел киллера и сможет его описать, поэтому ценногосвидетеля, во-первых, держали под охраной, а во-вторых, распространили слух оего смерти.