Лёльку Мордюков давно не видел, а сейчасприсмотрелся к ней – и диву дался. Тот, усатый, мужик хоть куда, даром чточерный. И что он в ней нашел? Желтая, тощая, под глазами синяки… Может, вположении уже? Запросто! И ей еще повезло, что черный – мужчина порядочный.Вдобавок она была вся зареванная, а как про отца Мордюков сказал басню, вообщев три ручья слезы хлынули. Она даже и спрашивать ничего особенно не стала,Мордюков ее тепленькую взял. Так что зря они с усатым целый «план Барбароссы»сочиняли. Покидала Лёлька в сумку какие-то вещички, переоделась в штаны имаечку – и поехали. Мордюков, конечно, слова не сказал, хотя своей дочке недавал в штанах ходить, задницу всем показывать. Ничего, у того мусульманаЛёлька не больно-то в джинсах побегает! Небось еще и паранджу на морду навеситьпридется!

Очень Мордюкова это позабавило, он едва ржатьне начал, но вовремя спохватился.

Вышли во двор. Мордюков огляделся неприметно,но знакомца своего усатого не обнаружил: он уже смыться успел. Небось вовсюжмет к тому повороту на карьер. Ох, черт, Мордюков ведь совсем забыл спросить,какая у него машина, кто ждать будет. Да ладно, как-нибудь…

– Садись, – говорит.

Лёлька села рядом, сумку в ноги бросила. И завсю дорогу хоть бы слово сказала – сидела мрачная-мрачная!

Ну, Мордюков тоже не лез с разговорами. Больнонадо! Он продолжал бы путь в приятном и ровном состоянии духа, когда бы неточило беспокойство: отдаст ли усатый остатние денежки? Или жаба его давитьстанет? Ох уж эта жаба-жадность, она человека вообще способна насмертьзадушить, не то что заставить зажать какие-нибудь несчастные полкуска! Что бытакое придумать, чтоб уж наверняка заставить его раскошелиться? Может,заблокировать изнутри дверцы и крикнуть: не откроюсь, мол, и невесту твою неотдам, покуда не шваркнешь денежки на бочку!

А что? Мыслишка на славу! Ведь тыща за такоедело не предел, совсем не предел!

Мордюков даже хихикнул, представив, какладненько все может устроиться. Единственное, что могло помешать, это самаЛёлька. А ну как не захочет она взаперти сидеть и смотреть, как дачный сосед еебудущий семейный бюджет в свой карман перекачивает? Еще рожу исцарапает, вонкогти какие отрастила, сразу видно, белоручка, не то что Жанночка…

Но когда Мордюков, проехав Окский, увиделслева угольно-черного бегемота неизвестной марки, то подумал: еще неизвестно,кому Лёлечка своими когтищами морду полосовать будет. Что-то не запрыгала онаот радости, увидев своего усатого. Вот же деревяшка бесчувственная, а джигитиз-за нее…

– Встречай милого дружка, – хмыкнулМордюков, перегибаясь через ее джинсовые коленки и открывая дверцу. Сама Лёлькасидела как в гостях, тупо озираясь.

Открыл, значит, Мордюков дверцу и ждет, когдас ним расплатятся. И переживает: а вдруг?..

И вдруг…

– Выйти всем! – сказал усатый, и в егоруке Мордюков увидел… увидел вовсе даже не деньги, а пистолет.

Тут его что-то ткнуло в левый бок. Повернулся– о господи, царица небесная! Еще один мужик стоит, и с таким же пистолетом!

Мордюкова прошиб холодный пот. Ах же вы, гады,подумал он, ах же сволочи! Это все из-за такой ерундовины, как несчастныеполкуска?! Да, друг Вова, заработал ты и на доски, и на шифер, и на самосвалпеску из этого самого карьера… Ни хрена этот усатый не доплатит, еще и задатокзаберет, а может, и то, что за малину наторговано.

Мордюков просто-таки прирос к сиденью, аЛёлька между тем начала выбираться наружу. Ну, Мордюкову не до нее было:смотрел на ствол, на него направленный, и думал, настоящий он или нет. Что этобоевое оружие, и в мыслях не было. На худой конец, газовик или пневматика. А тои вовсе пластмассовый пугач для простофиль. Да… задавила-таки их жаба, как он идумал!

– Выходи, козел, – сказал напарникусатого, и Мордюков зашевелился.

Ну, точно. Сейчас накостыляют по шеям, машинуобчистят, а самих поминай как звали. Еще спасибо скажешь, если «Ниву» неугонят. И, главное дело, Мордюков сам, как дурак, свернул на этот пустынныйспуск! В двадцати метрах шоссе свистит, рядом два поселка, Окский и Доскино, аподи ж ты!.. Да нет, не настоящее у них оружие, у джигитов этих, не может ононастоящим быть, и хорош же он будет дурак, если все свое нажитое профукаетиз-за пластмассовой игрушки…

Тут его что-то толкнуло. Откинулся… Рожакакая-то смотрела сверху – бурая, обвислая, бородавчатая. Она повалилаМордюкова и налегла сверху, на грудь, неодолимой тяжестью. Чудилось, будтокамень или плита могильная на него давит! И рожа все ближе, ближе… холодная,осклизлая…

«Жаба! – подумал Мордюков. – Рожа-тожабья!»

А больше он ничего не успел подумать.

На исходе октября прошлого года, когдавнезапно ударил мороз, Лёля стояла у окна, глядя на остатки желтых, дрожащих наветру листьев. Вороны возмущенно носились над крышей соседнего дома, гвалтомвыражая свой протест против злорадной ухмылки природы. Нет, ну в самом деле:еще вчера стоял великолепный, сияющий, теплый день вернувшегося бабьего лета, асегодня воцарилась «глухая пора листопада», и сине-золотое сияние осенирастаяло пред грозным обликом зимы, как дым…

Вот именно как дым, Лёля воочию видела этотдым. Он клубом поднялся к окну и был в клочья разорван порывами ветра. Тут жеони радостно набросились на новую поживу, будто голодные птицы на ломоть хлеба,и до Лёли как-то вдруг дошло, что дым этот отнюдь не метафорический, а оченьдаже реальный!

Что характерно, именно такой вот белый,тягучий, жуткий дым она видела сегодня во сне. Это был стопроцентный кошмар:Лёля сидела, забившись в уголок, и изо всех щелей на нее наплывали струи дыма,а она никак не могла вспомнить, по какому номеру звонить в пожарную охрану.Наконец вспомнила, долго-долго искала по квартире телефон. А когда нашла,позвонила, и тут ее отматерил полупьяный мужской голос…

Когда Лёля проснулась, была глубокая ночь. Наулице царила тишина, безжалостно нарушаемая отборным матом. Судя по отдельнымрусским словам, говоривший никак не мог понять, каким образом он вместо центраСормова оказался в районе площади Свободы.

Лёля вскочила с постели, принюхалась. Дымом непахло! Она прикрыла окно, но долго еще не могла уснуть, вновь переживая кошмари надеясь, что он не сбудется никогда, никогда! Но, как известно, чтобы страшныйсон не сбылся, его надо немедленно кому-нибудь рассказать. Однако утром Лёляпроспала, родители уже ушли в университет. Не в фирму же звонить, чтобырассказать сон, все-таки она на больничном, неудобно как-то! И вот…