— Я бы выпил чаю, не против? — заявил он вместоприветствия и демонстративно вытер ноги о мокрую тряпку.

Тряпку, кстати, уже сменили. Эта, вторая, была голубой итакой же девственно чистой, как и первая.

— На кухню? — коротко спросил Стас у хозяинаквартиры.

Тот стоял в коридоре со скептическим выражением на лице, аего помощница топталась рядом. На старшего лейтенанта она смотрела с опаской,как на огромную собаку, хозяин которой поклялся, что она добрая.

На этот раз оперативник вел себя гораздо свободнее, если несказать наглее, чем в первый раз. Войдя в кухню, он уселся на прежнее место,повернулся боком к столу, спиной оперся о подоконник и весело спросил:

— Ну что? — Глядя, как Майя наливает в чайникводы, добавил: — Появилась задачка для ваших мозгов, Сильвестр.

Отчество «Семенович» он проглотил прямо на ходу, но егообладатель даже глазом не моргнул.

— Тут такое дело…

Стас полез в карман за своим блокнотом. Обложка прогнулась,как старый матрас, потому что на блокноте постоянно сидели. Он выудил откуда‑тоиз середины фотографию, которую и бросил на стол. Вращаясь, фотографияпросвистела, словно фигурист по льду, и остановилась прямо перед Сильвестром.Тот сощурился, но в руки ее не взял. Майя, которая как раз ставила перед Стасомчайную пару, изо всех сил вытянула шею. Челка выпала из‑за уха, и достаршего лейтенанта донесся тонкий, слабый запах ее волос.

— Не понимаю, что это такое, — призналсяСильвестр, отодвинув от себя снимок указательным пальцем.

— Это я сам сфотографировал, специально для вас.Рубашка и штаны. Мужские, — пояснил старший лейтенант, нюхая чайныйпакетик, который ему положили в пустую чашку. От пакетика не пахло ни жасмином,ни мятой, нечего было и рассчитывать. — Мы проверили мусорные баки водворе вашего дома…

— Искали сумку с канифолью? — с едва заметнойусмешкой поинтересовался Сильвестр.

Искали. А вы как думаете! Сумку не нашли, а обнаружили вотэто. Штаны и рубашка свернуты в комок, засунуты в пакет и завязаны. Одеждаиспачкана, но мне сказали, что она дорогая.

— Вижу, что испачкана. И вижу, что дорогая. А что этона ней такое черное?

— Немного крови. И, по‑моему, битум. У меня,конечно, не такой нюх, как у некоторых…

Майя хотела спросить, при чем здесь нюх, ведь находкунаверняка отдали на экспертизу, — но, взглянув на босса, решилапромолчать.

— Вы как‑то связываете этот тюк с убийством нанашей лестнице? — спросил Сильвестр, явно не желавший отказываться отсобственной версии. — И считаете, что я с полплевка скажу, кто носил этишмотки?

Стас подарил ему вымученную улыбочку:

— Дело в том, что на шмотки оказалось слишком многопретендентов. Форменный маразм. Когда барахлишко вытащили, тут же набежалилюбопытствующие из местных жителей.

— И вы их не разогнали? — с иронией спросилСильвестр.

— Зачем же? Рядовые граждане всегда знают что‑тотакое, чего не пробьешь по базе данных.

— Полагаю, граждане опознали одежду и указали нахозяина.

— Так точно. Только мнения разделились. Одна группатоварищей, состоящая из местных пенсионерок, уверяет, что штаны и рубашкапринадлежат Антону Янову, который проживает в вашем подъезде на третьем этаже.

— Квартира номер девять, — проявил осведомленностьСильвестр.

Майя сразу же сообразила, о ком они говорят. Жесткий тип,одет с иголочки. Когда сбегает вниз по лестнице, крутит на пальце ключи отмашины. Еще ни разу не ответил на ее отчетливое «Здрасьте!». С его женой онанесколько раз останавливалась поболтать возле почтовых ящиков.

Старший лейтенант тем временем продолжал:

— Вторая группа товарищей, так сказать, подрастающеепоколение, утверждает, что комплект носил Петр Жабин, жилец того же подъезда.Вашего подъезда. Подъезда, где нашли тело.

— Девятый этаж, квартира номер тридцать два.

— Вижу, вы в курсе.

Возможно, Майя знала Жабина в лицо, но уж точно не пофамилии.

— А вы с ними самими разговаривали? Я имею в виду, сЯновым и Жабиным?

— В том‑то и фишка, что каждый без колебанийпризнал, что комплект принадлежит ему. Однако ни один, ни другой непредставляют, почему одежда грязная и как она оказалась в мусорном баке.

Майя подошла к столу с кипятком, и Стас на секунду замолчал,позволяя прозрачной струе без помех упасть в чашку.

— Вы просили их поискать одежду в шкафу?

— Ни один не смог найти ни штанов, ни рубашки.

— Странно, — пожал плечами Сильвестр. —Одинаковая одежда у двух мужчин из одного подъезда?

Может быть, они купили ее в соседнем супермаркете? — предположилаМайя, не в силах больше сдерживаться. — Рубашка такая приметная, навернякаизвестной фирмы. Кстати, недавно я забыла в магазине кошелек, прямо на кассе.Возвращаюсь туда с вытаращенными глазами, и старший по залу говорит, что да,какой‑то кошелек ему сдали кассиры. Но прежде чем вернуть его мне, онпотребовал подробно описать, как тот выглядит и сколько в нем денег.

— Я понял вашу мысль. Это и есть самое забавное, —сказал Стас, повернувшись к ней. — Оба предполагаемых владельца так точноописывают найденные в мусорном баке вещи, что просто диву даешься. Например,Янов заявил, что нагрудный карман на рубашке надорван и снаружи болтаетсязеленая нитка. И это оказалось правдой. Однако Жабин тоже знал про нитку. И ещеон припомнил, что в левом кармане штанов — дырка.

— И это тоже оказалось правдой, — ухмыльнулсяСильвестр. — Какой отсюда вывод?

— Кто‑то из них врет, — сказал Стас, берячашку.

— Ответ неверный.

— Серьезно?

— Вывод следующий: оба эти парня носили одну и тужеодежду. Ваша задача выяснить — почему.

— Может быть, они родственники? — снова подалаголос Майя. Себе она тоже налила чашку чая и теперь прихлебывала его, стоя уразделочного стола. — Я, например, иногда надеваю куртку старшего брата,когда идет дождь, а мне нужно срочно выскочить на улицу.

— Или они друзья, — включился в игру старшийлейтенант, явно ощущавший в присутствии зеленоглазой помощницы Сильвестрадушевный подъем. — Жабин решил пойти на свидание, и Янов дал ему напрокатсвой выходной прикид.

— Тогда зачем это скрывать?

— Я знаю! — выпалила Майя. — Янов дал штаны срубашкой Жабину напрокат… На свидание, — добавила она, мельком улыбнувшисьстаршему лейтенанту. — Но по дороге тот упал в битум, испугался гневахозяина и выбросил вещи в мусорный бак. И не хочет признаваться, потому что емунеудобно.