– Когда мы уходили, на острове оставалось немалорабов, – проговорил Винитар. – Больше двадцати зим прошло… Должнобыть, это их дети.

В племени Волкодава не чурались обзаводиться рабами, будь топленники, взятые во время не-мирья или купленные на торгу. Раб для веннов былчеловеком, чьи поступки отняли у него право самому распоряжаться своей жизнью.Его собственные поступки – или его предка, что было в их глазах то же самое.Недостаток мужества, вынудивший просить пощады в бою, или неспособность вестихозяйство, не залезая в долги, – то и другое вполне справедливо лишаловзрослых мужчин и женщин звания полноправных людей, низводя их до положениянесмышлёных подростков, отнюдь не вышедших из родительской воли. У веннов рабысидели за общим столом в самом его низу, после хозяйских детей. От справногораба ожидали, что он овладеет каким-нибудь ремеслом и сумеет выкупиться насвободу либо же совершит смелый поступок, уравновешивающий постыдное деяниепраотца. То есть проявит себя так, как это надлежало подростку, стремящемусязаслужить звание взрослого. И скверным человеком среди веннов считался тот, ктобьёт своего ребёнка… или раба.

Волкодав покосился на кунса, ожидая, что тот скажет ещё.Винитар стоял, опершись коленом о камень, и что-то разглядывал на скале. Онответил, не оборачиваясь:

– У тех невольников оставались лодки, чтобы ловить рыбуи зверя. Правда, не столь мореходные, чтобы достичь других островов: всебольшие мы забрали с собой. Но рабы не слишком печалились. Они дождаться немогли, чтобы войти в дом и завладеть всем, что осталось. Мой отец сказал тогда,что они крутились как трупоеды над стервой, и мне подумалось, что он был прав.

– Если это вправду их дети, то быстро же они одичали… –проворчал Волкодав.

Винитар не ответил. Он разглядывал рисунок, выбитый ивыцарапанный очень старательной, но недостаточно сильной рукой. Молодой кунснашёл его только потому, что хорошо знал, где искать. Следовало всяческиблагодарить огнебородого Туннворна за то, что лёд ещё не добрался сюда, укрываяи перемалывая своей тяжестью всё, что на пути попадалось. Намеченные в умытомдождями граните, проступали две мужские фигурки. Та, что находилась вверху,была больше, мужественней и любимей. Та, что внизу, – поменьше, поплоше.Между ними угадывался мальчик, тянувшийся к верхнему, в то время как нижнийдержал его за ногу. Из чресл верхнего исходила дуга, завершавшаяся в лонеженской фигурки, замершей с воздетыми руками чуть поодаль. А с противоположнойстороны на мужчин – в особенности на нижнего – нападало большое животное. Очетырёх ногах, с сильными челюстями и с густой шерстью, вздыбленной назагривке… Суровый боевой кунс водил рукой по рисунку, гладил его и всё неотводил глаз – так, словно желал унести в памяти навсегда, а рука могла ощутитьтепло другой руки, прикасавшейся к влажному камню. Волкодав про себя рассудил:найдёт или нет Винитар жильё своей бабки, а последнюю весточку от неё он,похоже, всё-таки получил. Смысл рисунка был ему не особенно ясен, но Винитар,похоже, прочёл его без труда.

И бабку свою он, знать, крепко любил…

Между тем невысокие мохнатые фигурки продолжали мелькатьвдалеке, то тут, то там показываясь между камней, и теперь Волкодав видел, чтомех объяснялся одеждой. Скроенные на удивление ловко, одеяния сидели на телахкак вторая кожа, совсем не стесняя движений и делая человека издали похожим назверя. Волкодаву случалось знакомиться с племенами, обладавшими несравненнымумением выделывать шкуры и превращать их в одежды, и так получалось, чтовоспоминания каждый раз оставались достаточно тягостные. Вспомнить хоть роннанов-харюков,лесное племя Медведя… Почему? Волкодав сам считал себя наполовину собакой, нобрататься с теми зверо-людьми у негр никакого желания не возникало. Он долгодумал об этом. И решил – наверное, всё оттого, что их человеческие половиныказались ему замутнёнными, утратившими разумную ясность. У него в родупочитание предка-Пса всё же не доходило до копания нор…

– Охотятся, – сказал он Винитару. – Но не нанас.

– Боятся, – отозвался кунс, не оборачиваясь. И спрезрением добавил: – Рабы!

Что двигало мохнатыми? Вправду ли наследное чувство рабов,ощутивших – вернулся грозный хозяин? Или звериное знание, внятнопредупреждавшее: эта дичь слишком решительна и зубаста, не будет добра?..Волкодав потянулся вовне и опять уловил рыжие пламена присутствия Шамаргана, насей раз отчётливо задымлённые подавляемым страхом. Беглый лицедей, понятно,тоже заметил охотников. И сообразил, что очень скоро его возьмут в полукольцо,прижимая к отвесной скальной стене.

– У него большой заплечный мешок, – сказалВинитар. – Не иначе, стащил что-то на корабле, а тут и разбойники.Поделом!

Волкодав ответил не сразу. Он медлил, стараясь приноровитьсяк обитателям острова. Их стремления не были полностью человеческими илиоткровенно звериными, они представляли собой некую невнятную, неоформившуюсясмесь, тяжкую для понимания; таков нрав тумака-волкопса, взявшего не пойми чтоот обеих сторон. Всегда трудно понять породу, когда она только ещё нарождается,не успев устояться. Или – вырождается. Как здесь. Перед ним были одичавшие потомкилюдей. Уже не люди в полном смысле слова. Правда человеческой жизни утратиласреди них силу. А животные порядки ещё не обрели власти.

Дикая, беззаконная орда, хуже которой трудно что-нибудьвыдумать… Сквернейшее посрамление, которое могло случиться с островом ЗакатныхВершин. Худшее, что мог найти здесь Винитар.

– Не разбойники, – помолчав, проговорилвенн. – Они не знают, что значит грабить. Они охотятся.

Кунс наконец оторвался от рисунка, выбитого на скале. Онпосмотрел, как перебегали от камня к камню мохнатые, и не стал вслух гадать,нужна ли им была голова Шамаргана, чтобы насадить её на кол во славу некихБогов. Такие не поклоняются Богам и не воздвигают Им алтарей. Попавшую им вруки добычу, будь она двуногой, четвероногой или с крыльями, ждёт одна-единственнаясудьба. Добычу обдирают и едят. Причём сырую и даже прямо живую – ради целебныхсвойств ещё не умершего мяса.

Шамарган прятался до последнего. Но, когда к немуподобрались, слишком близко, – кувырком выкатился из-за валуна, вскочил наноги и кинулся бежать. Причём не абы куда. Всё-таки он бывал в разныхпеределках и выучился сохранять определённое здравомыслие. А также выбиратьменьшее из нескольких зол. Он понимал, что Винитара с Волкодавом не очень-тообрадует его появление, но… этих людей он знал, и потом, они были по крайнеймере люди. Когда всё кончится, они, вероятно, отнюдь не погладят его поголовке, скорей зададут крепкую взбучку, но это будет обычное человеческоенаказание, которое можно будет принять.

Волкодав и Винитар, по крайней мере, не будут смотреть нанего и улыбаться, облизываясь и подбирая слюну…

Шамарган бежал к ним, размахивал руками и кричал, взывая опомощи.

Охотники сразу бросились за удирающей дичью. Привыкшиесганивать какого угодно зверя, они были очень выносливы и упорны впреследовании, но гораздо более длинные ноги, подстёгнутые отчаянным желаниемспастись, на первых десятках шагов позволили Шамаргану заметно опередитьпогоню. Наверное, его прыть показалась преследователям чрезмерной. Не прекращаябега, они стали стрелять.