Но никогда прежде люди не преступали порог одной из главных святынь фей — опочивальни Титании.

Пак ловко уходил от вопросов, касавшихся его королевы. Я не настаивал на ответах, полагая, что вскоре увижу всё собственными глазами.

Прежде чем отправиться через пространственные врата, я облачился в одежду, которую позаимствовал у погибшего заражённого. Она пришлась впору, разве что рукава куртки оказались слишком свободными. Можно было перекинуться в Ваккера, чтобы переодеться в облачение алоплащника, но в его шкуре я чувствовал себя неуютно. Усовершенствованное тело Каттая само по себе было опасным оружием. Отказываться от него ради незначительного удобства я не собирался.

Создавать врата в любой точке Пак не умел. Для этого требовалось специально подготовленное место — одно такое располагалось недалеко от Рощи Статуй. Часть свиты Пака осталась при Рико на случай, если она проснётся раньше положенного, для того чтобы снова усыпить её. Остальные последовали за своим предводителем.

Меня они совершенно не боялись: то один, то другой фэйри пролетал надо мной, мимолётно касаясь моих волос. Для них это превратилось в игру, которая прекратилась, лишь когда я поймал самую дерзкую фею и хорошенько встряхнул её.

Пейзажи Краевой Пустоши угнетали пустынным однообразием. Зелёный росчерк Рощи скрылся за пригорком, усеянным валунами, и мир утонул в серо-бурых тонах. Сверху на процессию взирало болезненное, одутловатое солнце.

Шли мы от силы час, но за это время в ботинки успел набиться песок, а голову, не защищённую от жара, порядком напекло. В тот момент, когда я начал всерьёз задумываться, не совершил ли ошибку, поддавшись на уговоры, кожи будто коснулась тончайшая липкая плёнка. Коснулась — и лопнула, как мыльный пузырь.

Тотчас перед глазами предстали высокие ветвистые кактусы, выстроившиеся в большой круг. Их усеивали небольшие розовые цветы, один в один как у Пака на шляпе.

В центре круга возвышался огромный кактус. Поверхность его покрывали многочисленные зарубцевавшиеся порезы, словно раны на шкуре старого зверя. Пак без колебаний устремился к нему. Он стащил с головы шляпу и подул на украшавший её цветок. С бутона сорвался лепесток. Его края окрасились в красный, и он, подлетев к главному кактусу, несколькими взмахами оставил на нём глубокие зарубки. Из них выступила прозрачная жидкость.

— Если вы владеете такой магией, что мешает самостоятельно отбиться от людей? — спросил я, впечатлённый нанесённым уроном.

— Соцветье ранит пьётль, потому что тот, почуяв в лепестке частицу своего дитя, позволяет ему ранить его. Меж ними крепка родственная связь. Если лепесток коснётся человека, ничего не случится, — ответил Пак.

Свита вождя закружилась в хороводе вокруг кактуса. Ап Абалак вскинул к нему руки, и, отзываясь на его движение, жидкость в зарубках запылала золотом — новые отметины сложились в замысловатый символ, похожий на раскинувшего лапы паука.

В следующее мгновение реальность раздвоилась, растроилась, рассыпалась на бесчисленные осколки, в которых я утратил чувство себя. Золотое сияние, вырывавшееся из надрезов на кактусе, усилилось, полностью захлестнуло круг жаркой волной — и вдруг схлынуло, как море в отлив, оставив меня позади, уже не среди кактусов, а возле входа в узкое ущелье.

Под ногами журчал неглубокий ручеёк. Посмотрев вниз, я обнаружил, что стою по щиколотку в воде. Я шагнул в сторону, выбираясь на галечный берег, и под сапогами захрустели крошечные, причудливой формы камни. Приглядевшись, я понял, что это кости, тонкие, словно птичьи.

К Паку подлетела пожилая фэйри, защебетала что-то, посматривая на меня. Он резко ответил ей, отчего та нахмурилась и принялась сверлить его недобрым взглядом. Проигнорировав её, Пак повернулся ко мне и сказал:

— Люди теряют терпение. Они угрожают ранить королеву, если мы не сварим для них Эликсир в ближайшие часы.

Он полетел в ущелье. Я последовал за ним — в одиночестве. Свита Пака осталась снаружи.

— Они что, так и караулили её с тех пор, как забрались сюда? Никто не отправился за подмогой?

— Насколько мне известно, нет. Им удалось пересечь наши барьеры, потому что у одного вместо глаза растёт кристалл. С его-то помощью они и нашли дорогу. Без проводника тут очень легко споткнуться и свернуть шею.

Пак хихикнул себе под нос.

По всей видимости, у того авантюриста имелся дар Морфопатии — вроде Всевидящего Ока, как у Тоттера.

Я адресовал Паку отборнейшую из своих ухмылок.

— В таком случае веди меня аккуратнее, чтобы и я не споткнулся. Кстати, зачем вы отправились в Рощу Статуй за компонентами для Эликсира, если всё необходимое можно было получить у захватчиков?

— Они верят, что жизненные силы тех, чья кровь и кристаллы были использованы в нём, перейдёт к выпившему. Никто не хочет умирать ради того, чтобы Эликсир достался другим.

— Это правда?

— Чистой воды суеверие, — сказал Пак и, чуть погодя, хмыкнул: — А вот то, что мы можем составить заклинание на крови и получить тем самым власть над человеком, уже ближе к истине.

Его губы дрогнули в самодовольной улыбке. Похоже, он гордился тем, какой страх его народ внушал людям, даже тем храбрецам, кто готов был рискнуть ради высшей награды — бессмертия. Меня охватили подозрения.

Пусть я безликий и не должен вызывать ненависти у фей, выполнят ли они свою часть уговора? Или моё чересчур человеческое обличье подтолкнёт их к предательству, едва с непосредственной угрозой будет покончено?

Чувствуя мои сомнения, откликнулась Нейфила.

«В томах Закрытой Секции мало что сказано о фэйри. Существование Эликсира Бессмертия описывается как легенда, рождённая выдумкой тех немногих, кто пережил встречу с ними. Может быть, Пак и не врёт, когда говорит про Эликсир. Но я сомневаюсь, что его приготовление обойдётся без подвоха, хотя и не могу вспомнить подробностей. Фэйри в книжных историях и народных байках — прирождённые обманщики, считающие ложь искусством и гордящиеся своей жестокой хитростью».

Спасибо за предостережение. Но не поздно ли?

«Уверена, ты справишься. Тем более, не каждый день выпадает шанс увидеть святыню фэйри, о которой умалчивают в книгах».

Раз люди появились тут, где-то о ней всё же написано.

«Наверное, какая-то из бесчисленных легенд оказалась правдивой. Такое бывает в Бездне. Или же…»

Нейфила помолчала, прежде чем закончить.

«Или она воплощает человеческие фантазии, которые ей приглянулись».

Ну-ну, не стоит обожествлять её.

Нейфила поёжилась.

«Тут подходящая обстановка, чтобы поверить в самые зловещие теории. Но ты прав».

Она тоже была права: в ущелье царила своеобразная, гнетущая атмосфера. Желтоватый небосвод и алое солнце никуда не делись, однако от чёрных скал исходил холод, пробиравшийся под одежду. Изо рта вырывались клубы пара. Меня бил озноб — фальшивая оболочка старательно копировала оригинал.

Вскоре над землёй сгустился туман, особенно плотный над поверхностью воды ручейка. В груди запершило — в последний раз я испытывал подобное чувство среди таинственных развалин Лабиринтума, когда со мной захотел поговорить Лью’с. Но я не стал преображаться, чтобы достать его.

Пока незачем.

Между скалами гулял ветер, который, вопреки здравому смыслу, исходил из глубины ущелья, а не врывался в него извне. Он приносил с собой сладковатую вонь, в которой я опознал запах гниющего мяса.

— Что там происходит? Налётчики убили и разделали вашу королеву? Откуда этот смрад? — спросил я шёпотом, чтобы нечаянно не выдать своего присутствия врагам.

— Всё нормально, — так же тихо ответил Пак. Его голос, и без того тонкий, стал совсем писклявым.

На опочивальню царственной особы место не тянуло. Оно больше походило на логово кровожадного зверя, заваленное гниющими останками его добычи. Но чем дальше я углублялся в ущелье, тем сильнее во мне нарастало странное предвкушение чего-то важного впереди. Волнующего. Будоражащего.

Узкий проход расширился и упёрся в серовато-коричневую стену, в которой торчали угнездившиеся пучки травы, — так показалось сперва. Но стена дрогнула, чуть подалась вперёд, с неё посыпалась грязь, и я осознал, что вижу бок гигантского существа — гору расплывшейся, искажённой, бугристой плоти, а трава и не трава вовсе, но жёсткие, как щетинки, волосы… На коже зияли язвы, источающие вонь. Туман льнул к ним, облизывая гноящиеся раны дымчатыми языками.

Моего разума на миг коснулось нечто — равнодушное и грандиозное присутствие, которое забыло про меня в ту же секунду, как отыскало.

— Что… Что это за мерзость⁈

После того, с чего мне