довелось столкнуться в Бездне, я не думал, что меня так легко вывести из равновесия. Но тварь, которая бесстыдно разлеглась передо мной, была настолько противоестественной, что могла посоперничать с живой слизью Нарцкуллы.

Судя по судорожному кашлю Нейфилы, она была со мной согласна.

Пак бросил на меня злобный взгляд.

— Тише! Твои вопли услышат осквернители священного ложа! И, хуже того, они потревожат дрёму королевы Титании.

Мелькнула мысль, что люди, грозившиеся прикончить это, не так уж неправы, даже если ими движет стремление разбогатеть. Меня привёл в чувство хриплый окрик, донёсшийся справа:

— Кто это там⁈

Из-за угла, образованного тушей Титании, в паре шагов от меня выскочил мужчина средних лет с обнажённым мечом. Подсознательно я ожидал, что он будет выряжен как оборванец, этакий сорвиголова, который сунул голову чёрту в пасть в надежде на хорошую наживу. Но снаряжение у него было серьёзным: плотные штаны, высокие кожаные сапоги и приличная стёганка с маленькой круглой эмблемой с изображением льва на груди.

Эту эмблему я не раз встречал в воспоминаниях Каттая.

При виде меня мужчина выпучил глаза, но ничего больше сделать не успел. Я рванул к нему и, превратив руку в щупальце, вонзил его в горло врагу. Благодаря укреплённым связкам и усиленным мышцам при желании я мог двигаться куда быстрее обычного человека.

Развеяв щупальце, я наклонился над трупом.

Очень интересно.

Мужчина не появлялся в поглощённых воспоминаниях, но эмблему я уверенно опознал: символ Малого Дома Ордоус.

Неужели я наткнулся на новых слуг дяди Каттая, который прибрал к рукам всю власть и покусился на большее — на личное бессмертие?

От размышлений отвлекли звуки быстро приближавшихся шагов и несмелые оклики. Потревоженные товарищи бойца, которого я убил, торопились разделить его участь.

— Осторожнее! Они обещали, что навредят Титании, если им дадут отпор! — вновь зашикал Пак.

Титании навредит разве что сброшенная на неё бомба. И та, скорее, избавит её от страданий.

— Я разберусь с ними раньше, чем они поймут, в чём дело.

На помощь павшему пришли трое, среди которых затесался больной Мором. Его пальцы рук срослись в единый кристалл, но взамен он приобрёл способность к телекинезу: возле него парили и танцевали в воздухе острые лезвия. Его товарищи держались позади.

Увидев меня, троица остановилась.

— Как поживает дядюшка? — усмехнулся я.

Меня узнал только заболевший.

— Молодой господин?.. Но вы?.. — неуверенно начал он, но тут его взгляд упал на труп у моих ног, и он заорал: — Драные малявки наслали морок! Доставайте стре…

Он подавился остатком своей речи, когда щёку ему царапнула игла тушканчика. Я раздражённо цокнул языком: почти промазал. Левитирующие лезвия метнулись ко мне, но на полпути свалились на землю вслед за своим хозяином.

С парочкой, не обладавшей дарами, я разобрался за считанные секунды. Не теряя времени зря, я побежал в направлении, откуда пришли наёмники. За углом оставались трое последних бойцов. Один, со следами Морфопатии на шее, властным движением руки воздвиг на моём пути невидимый барьер. Другой, смутно знакомый, с кристаллами, захватившими половину лица, устало прислонился к стене ущелья. Казалось, суета вокруг его ни капли не интересовала. Третий враг натягивал лук; на кончике стрелы, нацеленной на Титанию, плясали искры.

Как у той, которой Тоттер пытался убить мертвоплута.

Шутки кончились.

Шипы тушканчика через барьер не прошли — беспомощно зависли в воздухе.

— Стреляй! — приказал одарённый лучнику. Тот колебался.

Его можно было понять.

Расстояние между наёмниками и тушей королевы фэйри составляло от силы метров пять.

Они наверняка умрут, если парень выпустит стрелу. Но погибнет ли Титания?

Погибну ли я?

Проверять не хотелось.

Я превратился в безликого — увидев это, наёмники вздрогнули как по команде — и извлёк из пасти чародейский жезл. Он откликнулся без задержки. Узкие лучи фиолетового пламени прошли сквозь барьер и ударили сначала по лучнику, а затем по магу. Привалившегося к скале заражённого я пощадил — нужно было допросить кого-то насчёт творившегося в Ордоусе.

Я не забыл, что Каттай просил спасти его сестру, хотя моё обещание не очень-то вписывалось в грядущие планы.

Спасённый наёмник никак не отреагировал на бойню, которая чудом прошла мимо него.

С полминуты я стоял неподвижно. Странное ощущение, исчезнувшее, когда я встретил людей, вернулось.

Поблизости пряталось нечто важное. Очень важное. Но я не понимал, что именно, и это злило.

Я потянулся убрать жезл обратно в пасть. Он задрожал. На обезьяний череп легли тени, сделавшие его оскал выразительнее.

«Ты не слышишь зова, мой нечувствительный друг? Она обращается к тебе».

Титания?

Тихий смешок, наполненный статическими потрескиваниями.

Разве тебе не нужны истончения, чтобы говорить?

«Чтобы забраться на пик, называемый абсолютной властью, необходимо погрузиться в пучину. Создание, которое ты зовёшь Титанией, знало об этом. Оно присвоило себе жалкие крохи истинной силы, и их хватило, чтобы своей волей обрести желанное. Почему ты не злишься? Убей создание. Оно недостойно зова глубин. Покажи, что мир подчиняется твоей воле, что он вращается вокруг тебя. Только один может стоять наверху. Это ты».

Глава 4

Стоило Лью’су договорить, как давящее присутствие вернулось. На сей раз оно не ограничилось мимолётным касанием, а медленно нарастало, — словно толща воды, смыкающаяся над пловцом, который спускается на дно.

Нетрудно было догадаться, что королева Титания обратила на меня внимание.

Вряд ли она понимала, кто я и в чём старается убедить меня жезл. Вряд ли эта туша вообще была способна что-либо понимать. Она наблюдала за мной с тупым спокойствием, с каким коровы провожают взглядом проезжающую мимо машину. Если Титания и обладала когда-то разумом, те времена давно прошли.

И всё же… В ней чувствовалась крупинка величия. Тлеющая искра, намекающая, что Титания была чем-то — кем-то — большим, нежели шмат разлагающейся плоти.

Нечто преобразило её. Исказило. Вдоволь поизмывалось над её телом. Развеяло по ветру сознание и наполнило порчей душу, но так и не добралось до самой сути.

Я вернул облик Каттая. Омерзение, которое я испытал, впервые увидев Титанию, исчезло. Его вытеснило восхищение. Какому бы испытанию ни подверглась королева, оно не сломило её до конца.

В мои мысли вторглась Нейфила.

«Ты же не собираешься воспринимать эту палку всерьёз, верно? Все его россказни про власть и одиночество на вершине — это же полная чушь!»

Тебе стало жалко Титанию? Хочешь спасти её?

«Что⁈ Нет! Как её… как это можно жалеть?»

С восторгом.

Нейфила вздохнула. Сейчас она была одета в типичное облачение искателей. Её голову прикрывал лихо сдвинутый набекрень пробковый шлем.

«Иногда тебя трудно понять».

До жути серьёзное выражение её лица отчего-то рассмешило меня. Усилием воли я смахнул шлем с Нейфилы. Он растаял в сероватой мгле ещё до того, как коснулся условной земли, на которой она стояла — или парила?

Нейфила осыпала меня полушутливыми протестами: «Да что с тобой не так⁈», но я пропустил их мимо ушей, наблюдая за тем, как разгорается в ней притворное возмущение. Оно показалось мне очень милым. Впрочем, долго развлекаться было нельзя. Я посерьёзнел и повернулся к Паку, который лишь сейчас осмелился показаться на поле боя.

— Всё кончено? — спросил он и, заметив живого солдата дома Ордоус, поморщился:

— Почему ты не добил его? Неужели из жалости к его болезни?

Я покачал головой:

— Жалость тут ни при чём. Мне надо с ним поговорить. Кажется, я встретил старого знакомого…

Так и было. Пока я бродил по третьему слою Бездны, я поглотил практически все сохранившиеся воспоминания Каттая. Они сильно пострадали — сначала из-за того, что их принялся переваривать безликий, потом уцелевшие обрывки потрепало заклинание Нарцкуллы. Из них редко когда получалось выудить что-то осмысленное. Но я узнал человека, который привалился к стене и направил в никуда отсутствующий взгляд.

Наблог. Верный слуга Малого Дома Ордоус. Когда в странном инциденте погиб отец Каттая, именно Наблог командовал группой солдат, которые схватили мальчишку и продали его в рабство. Каттай предполагал, что они действовали по поручению его дяди, рвавшегося к власти над Домом. Иных причин, по которым воины Ордоуса, поклявшиеся служить Дому до самой смерти, могли так поступить, он не знал.

— Говори, если желаешь, — пожал плечами Пак. — Но потом он должен