— Но что-то помнишь? — допытывалась она.

В его темных глазах она видела только багровое пламя костра.Мощные челюсти перемалывали кости вместе с мясом, глаза неотрывно смотрели впляшущее пламя.

— Ничего, — ответил он тупо. — Ничего!

Тревор на могучее сложение незнакомца поглядывал содобрительным любопытством, хотя не мог определить, чем же тот занимался:пахотой земли или же держал в руке оружие. Даже на отменного стрелка не похож.Тревор повидал их за свою долгую жизнь, мог выделить из толпы стрелкабезошибочно, как бы тот ни маскировался под мечника или хлебопашца.

— Но стрелять ты умеешь, — пробасил ондовольно. — Это для мужчины немало... Хотя многие считают, что лук —оружие простолюдинов, но я старый воин! Для меня важнее — умеешь ли наноситьурон врагу. А все это происхождение от древних героев, кровь древнихправителей...

Фарамунд сказал глухо:

— Если бы я мог вспомнить, кто я! Кто были те люди,среди трупов которых вы меня нашли?

— Разбойники, — сказал Тревор уверенно.

— Значит, я тоже разбойник?

— Скорее всего, — согласился Тревор с полнейшимравнодушием. — Но тогда кто вас побил? Все восьмеро не особенноразличались ни по одежде, ни по тряпкам. Две шайки разбойников подрались?..

Лютеция сказала негодующе:

— Разбойники — трусы! Они не станут драться друг сдругом. Да еще до убийства. Они нападают только на беззащитных. Или когдауверены в успехе целиком и полностью.

Тревор мотнул головой в ее сторону:

— Лютеция родилась и жила в семье воинов. Она знаетцену воинской доблести. Но и трусости тоже знает!..

Лютеция при этих словах вздрогнула. Ее чистые глазаподнялись к небу. Взгляд вместо звезд отыскал низкие черные тучи. Плечи зябкопередернулись.

— Дядя, — сказала она просяще, — а что, есливыехать... на рассвете? Не дожидаясь восхода солнца?

— Тут такие туманы, — отозвался Тревор. —Вытянутой руки не видишь. Кони вслепую ноги переломают.

— Но и Савигорд не тронется в тумане, — ответилаона тихо.

Голос ее звучал совсем жалобно и умоляюще. Редьярдшевельнулся, все посмотрели в его сторону. Он ответил сильным мужественнымголосом:

— Если он догонит, я сам разрублю его до пояса!

— Если ты его найдешь, — ответил Тревор.

— Он не откажется от поединка!

— Почему?

— Я назову его трусом, — заявил Редьярд. — Вприсутствии всех его людей!

Тревор покачал головой. Глаза его, как и взгляд Фарамунда,не отрывались от багровых углей. Там вспыхивали искры, перебегали с уголька науголек, похожие на мародеров, выискивающих добычу.

— Если у тебя будет время послать вызов, — ответилон сумрачно. — Если же нападут неожиданно... Лютеция права. Нам лучшевыступить на рассвете. Все лучше, чем Савигорд нагонит нас уже сегодня.

Он опустил голову и сразу же задремал. Лютеция вернулась впалатку. Но когда поднималась, она перехватила внимательный взгляд спасенногоею человека. В его темных глазах стояла мука, словно он безуспешно старалсяпонять, кто этот Савигорд, и почему все так торопятся уйти от него, чтобуквально падают с ног.

С утра пошел дождь. Мелкий, моросящий, гадкий. Усталые людиседлали коней, Тревор помог собрать шатер, Редьярд с двумя воинами уже скрылсяв тумане. Повозка тяжело тронулась, колеса так глубоко вязли в раскисшей земле,что Тревор чуть было не решился выбросить раненого. Правда, тот спас Лютецию,но и она его спасла, так что в расчете...

К полудню дождь перестал, туман рассеялся. Однако и без тогосырая земля раскисла с готовностью. Воздух был мокрый и настолько плотный, чтов нем могли плавать рыбы. Вернулся Редьярд, весь блестящий как тюлень, сообщил,что впереди река. Большая река, он пустил двух воинов вверх и вниз по течениюискать брод.

Повозка увязала по самые оси. Люди почти не садились вседла, хватались за колеса, выволакивали. Теперь уже и Клотильда шла пешком,Лютеция тоже порывалась вылезти, но Тревор запретил. В повозке остались раненыйи Лютеция, а также кое-какие драгоценности, золотые монеты.

На берег реки выбрались только к вечеру. Небо оставалосьзатянуто тучами, в серой неопрятной воде отражались эти медленно ползущие громады,готовые упасть на землю.

Тревор указал на тот берег;

— Там крепость? Или мне чудится?

Противоположный берег тонул в тумане. Река казаласьбескрайней, как северное море. Все напряженно всматривались, наконец порывветерка порвал в одном месте завесу. Промелькнула далекая деревянная стена, тутже ее скрыло грязно-серым туманом.

Редьярд нетерпеливо оглядывался по сторонам. Справа поберегу простучали копыта. Вынырнул всадник, мокрый с головы до ног, даже волосыблестели.

— Моста нигде нет! — выкрикнул он издали.

— А брод? — спросил Редьярд строго.

— И брода!.. Я везде пробовал, дважды меня уносиларека...

В бессилии смотрели в сторону противоположного берега. Сноватуман ненадолго раздвинулся, на этот раз успели увидеть деревянную стену, трибашни. Кто-то даже различил крохотные фигурки на стенах, а искорку заметилТревор, так блестит обычно обнаженное оружие.

Простучали копыта с другой стороны. На измученном коне,роняющем пену, прискакал всадник, что искал брод ниже по течению.

— Ни моста, — крикнул он хрипло, — ниброда...

Тревор сказал тяжело:

— Мост был.

В сотне шагов из воды торчали торцы бревен. Темные,почерневшие от огня, они были почти неразличимы на фоне темной воды. Струинеслышно огибали препятствие, оставляя быстро гаснущие дорожки.

Редьярд, насторожился, привстал на стременах:

— Либо мне почудилось... либо я слышу лай собак!

После долгой мучительной паузы со стороны леса донессядалекий, едва слышный, зов рога. Редьярд передернул плечами, побледнел, ноладонь привычно опустилась на рукоять меча. Не охотничий рог, боевой.

— Их не меньше сотни, — определил он. — Кониподкованы...

Из повозки выскочила Лютеция. Прекрасное лицо былосмертельно бледным, но в глазах суровая решимость.

— Я не дамся в руки Савигорду! — выпалила онастрастно. — Это зверь... вы все это знаете!

— Делать нечего, — сказал Тревор угрюмо, —либо драться...

— Драться! — выпалил Редьярд.

— Драться и умереть с честью, — продолжилТревор, — нам, мужчинам, умереть с честью. А женщины...

— Я тоже убью себя! — сказал Лютеция.