Эти радостные мысли посещали ее каждое утро, когда онапросыпалась. Они зарождались в еще спящем мозгу и приносили несколько мгновенийэйфории, но, как только голова стряхивала с себя остатки сна, на Настюнаваливалась тоска.

Уже месяц, как она на пенсии. Да-да, она, привыкшая считатьсебя молодой и не особенно опытной девчонкой, оказывается, выслужила двадцатьсемь с лишним лет, к которым прибавили половину срока обучения на юридическомфакультете университета, так что получилось без нескольких месяцев тридцать летбезупречной службы. Но это не самое главное. Главное — в июне 2010 года ейисполнится пятьдесят, она — полковник милиции, и для того, чтобы продолжатьслужить, ей нужно будет писать рапорт с просьбой продлить срок службы. Хорошо,если рапорт удовлетворят. А если нет? Настя представила себе, какое унижение ейпридется испытать, читая отказную визу на собственном рапорте. Ей официальнозаявят: «Вы больше не нужны, вы выработали свой ресурс, и вам теперь нет местасреди нас, уйдите и уступите дорогу молодым».

При одной мысли об этом Насте Каменской делалось дурно. Онарешила не ждать рокового рубежа и уйти раньше, по собственному желанию.Начальник не уговаривал остаться, да и работа с ним особо сладким медом неказалась, прежний начальник — молодой Большаков с умными глазами — давно былпереведен с повышением, и на его место пришел обычный средний служака, глубокоубежденный в том, что курица — не птица, а баба — не человек.

Настя уволилась. Вышла в отставку. Получила пенсионноеудостоверение. И стала радостно предвкушать, как теперь будет много спать,читать, смотреть телевизор, как будет ухаживать за мужем, варить ему супы ижарить котлеты, стирать, гладить и убираться в квартире. Однако ничего этого неслучилось.

Выспалась она за три дня. Читать не хотелось. По телевизорусмотреть нечего, одни ток-шоу какого-то кухонного разлива, больше напоминающиебазар-вокзал, да сериалы, которые идут уже так давно, что разобраться взапутанном сюжете невозможно. Попытки стать добросовестной домохозяйкойбесславно провалились, потому что Настя, не имея ни опыта, ни навыка, делалавсе бестолково, неловко и долго, и Лешка терял терпение, отсылал жену «на диванотдохнуть» и доделывал все сам. Ему нужно работать, ему нужен компьютер итишина, и сидящая дома бездельница-жена ему просто-напросто мешала. Разойтисьпо разным углам было непросто, квартира-то однокомнатная, и чтобы не мешатьмужу, Настя забивалась с книжкой в руках на кухню, а Алексей чувствовал себянеловко из-за того, что она сидит на кухне и скучает. Он старался ееразвеселить, предлагал вместе посмотреть кино, или сходить погулять, илисъездить в гости к Настиным родителям или ее брату, и Настя понимала, что онготов жертвовать работой, только бы ей было хорошо. И от этого делалось ещетоскливее и горше. Она никому не нужна. Она не нужна на Петровке, откуда ее соблегчением спровадили, освободив полковничью должность для более молодогоофицера, она не нужна дома, потому что мешает Леше работать. Она — старая и нина что не годная уработавшаяся кляча.

Настя слонялась по квартире, глотая слезы, все валилось изрук, книги не радовали, безделье угнетало, но в то же время и делать ничего нехотелось, настроение все время было плохим. Опомнилась она только тогда, когдавдруг поняла, что муж стал больше времени проводить в Жуковском, где находилсяего институт, и все чаще оставался ночевать у живущих там же родителей. Онапоняла, что ничего не хочет, кроме той работы, которую делала четверть века икоторую так сильно любила. Да она и не умеет ничего другого.

И она позвонила Владиславу Стасову, главе частногодетективного агентства, специализирующегося, как выражался сам Стасов, напомощи в обеспечении судебных процессов. Помощь эта выражалась в том, что позаданиям адвокатов, ведущих как уголовные, так и гражданские дела, люди Стасовавыискивали свидетелей и доказательства, которые могли бы коренным образомизменить, казалось бы, очевидное и заранее прогнозируемое решение суда или хотябы заронить сомнение в аргументах противной стороны.

Стасов ужасно обрадовался ее звонку.

— Долго ты телилась, — весело загрохотал он втрубку, — я тебя уже месяц жду. Как ты рапорт написала на увольнение, таки начал ждать. Дождался, стало быть?

— Дождался, — вздохнула Настя. — Возьмешьменя к себе?

— А то! Ты еще спрашиваешь! Я тебе самый лучший насеств своем курятнике выделю, рядом с твоим любимчиком Мишкой Доценко. Будешь с нимворковать в свободное от работы время.

Михаил Доценко когда-то работал с Настей в одном отделе, иработал хорошо, был одним из лучших оперов, но когда женился и обзавелсяребенком, ему пришлось снять погоны — надо было думать о том, как содержатьсемью. Теперь он уже несколько лет работал у Стасова и был совершенно доволенжизнью.

— Владик, а ты уверен, что я справлюсь? —осторожно спросила Настя. — Я ведь все больше по убийствам работала, а увас там другой профиль. Знаешь, я чего боюсь? Ты сейчас меня возьмешь, и оченьскоро выяснится, что я ни на что не гожусь, а выгнать меня ты по старой дружбене сможешь и будешь молча терпеть.

— Не боись, старуха, — оптимистично заявилСтасов, — у нас работа хоть и скучноватая, зато на девяносто пятьпроцентов завязана на информацию, а ведь работа с информацией — это твой конек.И чтобы примирить тебя с горькой действительностью, скажу честно, что доходы унас весьма и весьма пристойные, так что с голоду не помрешь. Давай, бери ноги вруки и приезжай, напишешь заявление, отнесем кадровичке, покажу тебе твой стол,и приступай хоть завтра, хоть сегодня вечером.

Вид конторы Стасова сильно смутил Настю. За долгие годыработы на Петровке она привыкла к огромному зданию в самом центре Москвы,высоким потолкам, широким лестницам, она привыкла к ощущению могущества,которое давало и само здание, и принадлежность к системе, которая стояла уНасти за спиной. Детективное же агентство Владислава Стасова располагалось внескольких комнатушках — двух объединенных квартирах на первом этаже обычноймногоэтажки где-то в Перово. Да, все было отремонтировано по евростандарту, иофисная мебель куплена явно не в самом дешевом магазине, но все равно это былжилой дом, и окна выходили во двор, по которому носились мальчишки и неспешнопрогуливались мамочки с малышами в колясках, и все было обычно, как-топо-домашнему и от этого казалось несерьезным, ненастоящим, игрушечным. На Настюнавалилась вторая волна тоски и подавленности. Теперь она годится только длятакой скучной, ненастоящей работы, и сама она отныне — никто, и звать ее никак,потому что нет в руках волшебного удостоверения и той силы, которая стоит заспиной.

Но она все равно приступила к работе и старалась изо всехсил, чтобы Владик Стасов не пожалел о том, что взял ее.

— Вообще-то это не наша специализация, —недовольно произнес Владислав Стасов, выслушав дело, с которым пришел к немуэтот вальяжный, хорошо одетый господин с красивой сединой. — Я вас принялтолько потому, что вас рекомендовал…