Прошло пять лет, а Марте иногда казалось, что пять дней.

Когда он женился, ему было тридцать. Когда спустя три годаее хоронили, Данилову стало шестьдесят.

— Тебе не нужна помощь? — спросил Данилов, аккуратно глотнувкофе. — Я имею в виду деньги. Или врачи?

— Я беременная, а не тяжелобольная, — буркнула Марта, — аденег у меня своих навалом.

Это была не правда, но она никогда не брала у него деньги,даже в самые трудные времена. Лучшая подруга Инка фыркала и плевалась.

«Ты просто ненормальная, — говорила она, — с паршивой овцыхоть шерсти клок. Раз уж он на тебе не женится, пусть деньги дает».

Природа их «высоких отношений» практичной Инке быланедоступна.

Впрочем, не ей одной.

— Как хочешь, — сказал Данилов, — просто на всякий случайзнай, что я всегда готов тебе помочь. Чем угодно.

— Я тебя найму сидеть с ребеночком, — пообещала Марта.

— Боюсь, что дорого тебе обойдусь. — Он улыбнулся. Вернее,улыбнулись его губы, а сам Данилов и не думал улыбаться. — Ты все-таки подумайпро врачей и позвони мне. Хорошо?

— Хорошо, — согласилась Марта, зная, что ни про каких врачейдумать не станет. Ей и без врачей есть о чем подумать. — Ты убираешь посуду, —добавила она поспешно, — ты убираешь посуду, а я буду валяться на полу исмотреть кинематографические фильмы.

— Там есть немного новых кинематографических фильмов, — онкивнул на стойку с кассетами и подтянул кашемировые рукава, чтобы удобнее быломыть посуду.

— Данилов, ты особенно-то не усердствуй, — сказала Марта, —посуду в этом доме моет посудомоечная машина. Ты что-нибудь об этом знаешь?

Она сидела на полу, на круглом тибетском ковре, который отецподарил Данилову на день рождения.

Родители любили дарить ему что-нибудь в этом духе. СтатуэткуБудды, искусно вырезанную из слоновой кости. Шелковое покрывало из Кайруана.

Нефритового дракона с оскаленной остекленевшей пастью.Глиняный кувшин ручной работы. В год по одному подарку. Раньше было по два —еще один на годовщину свадьбы.

На одном из подарков теперь сидела Марта, скрестив длинныеноги в безупречных черных колготках. Платье тоже было черным и безупречным,немножко измятым, потому что она заснула в нем, дожидаясь Данилова. Он видел ееспину — прямую и тонкую, и прямые плечи, и сильные руки, обтянутые плотнымирукавами платья.

Он давно привык считать все это — своим. Несмотря ни на что.Несмотря на Петю и его предшественников. Несмотря на пятнадцать лет, в которыхчего только не уместилось. Несмотря на его женитьбу. Несмотря на Лиду.

Как раз Лиду он никогда не считал своей.

Марта Черниковская — чужая жена! Мать какого-то непонятногоребенка.

Она больше не будет спать у него на диване и клацать поклавиатуре компьютера. Просто ей станет некогда, и в ее жизни появятся вещигораздо более важные, чем Данилов. Все правильно. Не могло же это вечнопродолжаться.

Но он-то думал, что будет продолжаться. Вернее, он об этомвообще не думал.

Загрузив машину, которая тут же бодро загудела, Даниловвытер руки льняным полотенчиком и бросил его в специальную корзину дляполотенчиков. И улыбнулся. Марта поставила «Звездные войны», какой-то тамэпизод. Он купил эти «Войны» специально для нее. Сам он предпочитал Гринуэя иКустурицу.

Телефон выдал переливчатую руладу, и Марта, не оборачиваясь,сделала звук потише.

— Данюсик, — позвала из трубки Лида, — это я. Как ты там,без меня? Мама передает тебе привет. Это я сразу говорю, чтобы потом не забыть.

— Спасибо, — сказал Данилов, — ей тоже.

— Как дела, Данюсик? Слушай, ты не помнишь, кто в этом годувыиграл «Ю-ЭС Оупн»?

— Пит Сампрас.

— Да. Точно. Я целый день не могла вспомнить.

Данилов вежливо молчал.

— Я звонила, но тебя не было дома. Я думала, ты заедешь.

— Мы же не договаривались.

— Ну и что? Я за приятные сюрпризы.

Данилов вовсе не был уверен, что может быть приятнымсюрпризом.

— Данюсик, а завтра ты что делаешь?

— Собираюсь съездить в дом, который проектировал. Там завтраникого не будет, мне нужно посмотреть кое-что. Это не надолго, часа на два. Квечеру освобожусь.

— Тогда пойдем вечером в Кремль! Начинается конкурс бальныхтанцев. Закрытый просмотр, все будут. Давай посмотрим немножко, а потом поедемкуда-нибудь ужинать. Хорошо?

— Хорошо, — согласился Данилов. Ему, собственно было всеравно — танцы так танцы, ресторан так ресторан, «Ю-ЭС Оупн» так «Ю-ЭС Оупн».

— Я так устала, — пожаловалась Лида, — мама меня опятьтаскала в «Мариотт». У папы юбилей, ты же знаешь. Мы сто залов пересмотрели.Маме больше всего нравится «Мариотт», а мне «Гостиный двор». А тебе?

Данилов честно попытался поддержать беседу. В конце концоввежливость — прежде всего.

— Я никогда ничего не отмечал ни там, ни там, поэтому трудносказать.

— Ну вот, тебе даже сказать трудно, а я все этопересмотрела! И непонятно, зачем. Все равно мама сделает так, как ей большенравится. Когда у тебя будет юбилей, я тоже сделаю все, как мне нравится. — Иона засмеялась.

— Ну конечно, — согласился Данилов. Почему бы ему несогласиться?

— Светлана Сергеевна звонила маме, — сообщила Лида.Светланой Сергеевной звали мать Данилова. — Сказала, что она тебя неделями невидит, что ты все время на работе, а Михаил Петрович опять какую-то премиюполучил в Париже. Ты знаешь?

— Знаю.

— А почему ты не был на вручении?

Его мать сообщила ее матери, что он отсутствовал, когдавручали премию его отцу. Данилову стало противно.

— Меня не приглашали, Лида, — произнес он холодно, — крометого, до Парижа далеко, а у меня полно работы.

— Да ладно тебе, Данюсик, что за комплексы, — у нее былтакой тон, что Данилов поморщился, — ты же не маленький. Ты не можешь обижатьсяна то, что твой отец — знаменитость.

— Лида, прости, пожалуйста, — быстро сказал Данилов, — уменя мобильный звонит. Во сколько завтра нам нужно быть в Кремле?

Он положил трубку, подумал и вылил остатки вина в чистыйстакан.