– Вот-вот, – согласился Света, не уловив никакого подвоха. –И лупят, представляешь! А в школе мне говорят, что он в классе самыйбезграмотный! Клара, неси сахар. Владик, подай дяде Мите чашку! Дим, а тебеособое приглашение нужно?

Хохлова всегда интересовало, что это за «особое приглашение»такое, и никогда он не мог этого понять! Ладно бы, если бы всех зазываликакими-то обыкновенными приглашениями, а одному требовалось «особое», но ведьвсех приглашают одинаково!..

Он придвинулся к столу, взял из рук Владика чашку, с которойтот стоял столбом, очевидно позабыв, кому он должен ее отдать, и пристроил еена блюдце.

– Чай свежий, – объявила Света. – Утром заваривала, передработой.

Хохлов вздохнул, налил себе полчашки заварки и добавилкипятку. Чай вышел холодный и невкусный.

– Ма-ам! Я не буду с ним рядом сидеть, он мне на головусахар сыплет!

– Клара, пересядь к папе! Все из-за проклятого компьютера!

– Я его в спальню заберу, – пригрозил отец семейства, – ибез моего разрешения к нему никто не подойдет!

– Не надо было эту дрянь вообще в дом тащить!.. И столькоденег за него отдал, лучше бы на отпуск оставил!

– Свет, отстань.

– Да что отстань! У мамы больше года не были, и денег нет,чтобы поехать!

– Да есть у нас деньги, чтобы к твоей маме ехать! –Лавровскому было неудобно, и время от времени он искоса взглядывал на Хохлова,как бы извиняясь. Тот хлебал коричневую жидкость и делал вид, что ничего незамечает.

– Ты мне комп подарил, – встрял сын Владик. – Значит, он мойи есть! И ты права не имеешь забирать его в спальню!

– Если вы будете из-за него драться, заберу!

– А я тогда из дома убегу!

– Владик, ну что ты болтаешь? Митя, может, ты поесть хочешь,а я даже не предложила!

– Нет! – испуганно сказал Хохлов. – Не хочу.

Света посмотрела на него, как будто в раздумье.

– А ты чего приехал? – вдруг спросила она. – С Галкойпоругался?

– Галка села на заборе, – произнес Хохлов, которого весьвечер тянуло на цитаты, – и сказал ребятам Боря просто так!..

– Ты бы женился на ней, – посоветовал Лавровский добродушно.– Жили бы, как все люди! А то, что ни неделя, так вы в ссоре!

– Не хочу я, как люди, – еще больше перепугался Хохлов. –Что хорошего-то?

– А бобылем лучше? – мягко сказала Света.

Почему-то, если разговоры заходили о женитьбе, неважно окакой именно, даже такой несостоятельной, как его женитьба на Галчонке илиКузина на Родионовне, все друзья и подруги приходили в необыкновенно лирическоесостояние, смотрели добрыми глазами и говорили добрыми голосами. Вот этогоХохлов решительно не понимал. Жить как все люди – это значит поминутно выражатьдруг другу неудовольствие, поминутно раздражаться из-за мелочей, поминутноразнимать дерущихся детей и мечтать вырваться хоть на денек на рыбалку или кподруге с ночевкой?! Не хотел он такой жизни, не нравилась она ему!..

– Если хочешь, давай я ей позвоню, Мить, и вы помиритесь!Ну, я же все про вас знаю! Вы жить друг без друга не можете и ругаетесь поэтому!

Тут Света ни с того ни с сего прислонилась к Лавровскомуплечом и даже как будто нежно потерлась. Тот слегка потрепал ее по затылку иотстранился. Ему было неловко, и Хохлов отлично понимал, отчего ему неловко.

– Позвонить, Мить? – И она даже приподнялась, чтобы бежать ктелефону и мирить Хохлова с его подругой.

Это было «интересно». Гораздо «интереснее», чем разбиратьдомашние дрязги и накрывать на стол.

– Боже сохрани, – сказал Хохлов и допил невкусный чай. Вживоте, куда тот пролился, как-то скорбно засосало, и показалось, что это ветерзасвистел. Все-таки Хохлов не ел с самого утра, да и на завтрак ничего вкусногоне было. Галчонок ленилась готовить, и Хохлов, как правило, довольствовалсяневразумительным мусором, состоящим из фруктовых очисток, отходов от обмолотазлаковых и изюмной крошки, которая скрипела на зубах, как песок. Мусорпродавался за деньги и назывался «Мюсли».

Фу, какое слово противное! Тоже скрипящее на зубах.

– Ну ладно, бойцы! – сказал Хохлов и поднялся. – Вы тутдопивайте, спасибо вам за любовь, за ласку, а я поехал.

– Ты разве ночевать не будешь? – обрадованно спросила Света.

– Нет.

– Я тебя провожу, – решительно сказал Лавровский. – И зряты, Мить! Оставался бы!..

– Куда ты пойдешь его провожать?! Десятый час! Он что, маленький?!Не дойдет до своей машины, что ли?

– Свет, угомонись! Я на пять минут выйду и вернусь.

Она посмотрела на одного, потом на другого. И поджала губы:

– У вас какие-то тайны?

– Нет у нас никаких тайн. Ты лучше детей спать положи, а ячерез пять минут приду!

Она помолчала и сказала:

– Тогда мусор захвати. У дверей пакет, на кухне пакет, и яеще сейчас из ведра достану.

– Свет, я завтра мусор вынесу!

– Завтра ты на работу уедешь, и я опять все попру сама! Знаюя, как ты завтра вынесешь! Давай бери пакеты и иди!..

– Мама, он мне в чай соль насыпал!! Ма-ама!

– Дурдом, – сказал Лавровский и пошел на кухню за мусором.Хохлов быстро обувался.

Но что ни говори, жениться по любви не может ни один, ниодин король!

Ну, вот, например, Лавровский. Женился по безусловной ипламенной любви. Они даже встретились очень романтично, как в кино семидесятых,то ли на выставке картин, то ли на симфоническом концерте.

Нет, кажется, на выставке, потому что Лавровский всегдаочень хорошо рисовал, «подавал большие надежды» и в этом отношении тоже, иоднажды расписал сказочными картинами стены в студенческой столовой, за чтополучил повышенный «общественный балл» от деканата.

Они встретились, и случилась у них любовь, как все в том жекино. Светка была похожа на всех тогдашних героинь – худенькая, большеглазая,стриженная «под Мирей Матье». Носила джинсы и водолазки, чудесно пела, чудесноиграла на гитаре и смеялась нежным заразительным смехом. На Лавровского онасмотрела снизу вверх, как будто обожала глазами, и внутри ее зрачков горелиласковые золотистые искры. Он покупал ей осенние лохматые астры, и наподольской электричке они ехали в Царицыно и гуляли там меж старинных развалин,и она прятала лицо в свои лохматые астры, и, когда поднимала голову, отсвет отцветов ложился ей на щеки. По пруду плыл желтый лист, в высоком и холодном небестояли редкие облака, и вся жизнь еще только начиналась.