Скорняк не вернулся к домам, а направился прямо к Рэбу.

– Что?

– Валяется мое зеркало там, где и оторвали.

– Это очень хорошо. – Рэб положил руку на плечо напарника. – Ты молодец, решительно разобрался.

– Я подумал, что он может на меня переключиться.

– Правильно подумал. Вспомнил теперь дорогу.

– Я оттуда приехал. – Скорняк показал на выезд из села. – Еще километров пять от силы. Думаю, с того холма будет видно.

– Прежде чем мы пойдем дальше, я научу тебя вскрывать споровые сумки мутантов.

Рэб и Скорняк подошли к забрызганному кровью трупу мутанта. Рэб ногой перевернул его на спину, достал маленький нож и ловко вырезал припухлость на затылке. Сунул в нее руку и достал единственную горошину.

– Неважный улов, но для обучения сойдет. Уяснил, для чего нам нужны мутанты?

– Уяснил. – Скорняк скривил рот.

– Теперь идем к холму. Скоро уже ничего не видно станет.

Пес, удиравший от бегуна, остановился на опушке березовой рощи. Не веря тому, что проклятая тварь больше его не преследует, он вертел головой по сторонам.

– Ара, бедная псина! Может, возьмем?

– Нет. Ей же не объяснишь, когда можно лаять, а когда нет. Выдаст нас с потрохами по своей собачьей природе.

– Верно.

Пес, поджав хвост и высунув до самой земли язык, дожидался людей. Скорняк замахнулся на него.

– Эй, иди назад, в свой колхоз, там теперь безопасно.

Пес – серая дворняга с белыми подпалинами на спине – испуганно попятился назад и заскулил.

– Пошел отсюда! – негромко, но грозно произнес Рэб.

Пес отбежал метров на пятнадцать и замер. Он дождался, когда люди перестанут обращать на него внимание, и побежал следом, сохраняя дистанцию. Он проводил пару настоящих людей, а не тех, кто похож на них, до вершины холма, сел в сторонке и стал наблюдать за их действиями. Желудок урчал с голодухи, громче ветра, облизывающего лысую вершину холма.

– Ты смотри, не отстает, – заметил Рэб.

– Ара, я его понимаю. Сам был в таком положении недавно. Все за мной гонялись.

– Ах, вы ж, сговорились, несчастные! Забирай его себе, пусть он будет твоим крестником.

– Я могу придумать ему новое имя?

– Конечно. Он сам вряд ли его озвучит.

– Тогда, пусть хоть он будет Арагац. Вам все равно, а мне приятно.

– Это ваше дело, я не против. Ара Гац. – Рэб произнес имя по слогам, имитируя армянскую особенность добавлять «ара». – Звучит.

– Арагац, ко мне! – Позвал собаку Скорняк.

Пес сделал несколько нерешительных шагов. Увидел в руке человека предмет и захотел, чтобы он был съедобным. Голод победил осторожность. Прибавляя ходу, пес подбежал к человеку и замер перед ним с высунутым языком. Скорняк вскрыл банку тушенки и вывалил половину прямо на землю. Дворняга, в пару щелчков челюстями, съела все, что было ей предложено.

– На первый раз достаточно, а то заворот кишок случится, – предупредил ее Скорняк.

Глаза собаки умаслились сытостью и осознанием того, что плохие времена закончились. Захотелось изобразить благодарность, чтобы люди поняли. Дворняга подняла морду и лизнула руку Скорняка.

– Ну, все, Скорняк, пес принял твое крещение. Отныне ты в ответе за него.

– Согласен. – Скорняк потрепал собачью холку.

Еще несколько шагов по яйцевидной вершине холма, и стала видна обратная сторона. Тьма почти окутала землю. Однако ее было недостаточно, чтобы скрыть комплекс строений и паутину железнодорожных путей внизу.

– Вот и пришли. – Рэб опустился на землю. – Привал, до завтрашнего утра.

Скорняк сел рядом, и Арагац, еще нерешительно, заглядывая в глаза, будто спрашивая разрешение, пристроился рядом.

– Ара, брат, садись ближе, не стесняйся. – Скорняк обхватил его одной рукой и подтянул ближе. – Греть меня будешь ночью.

Рэб дежурил вторую половину ночи. Любопытство подначивало рассмотреть интересный кластер как можно раньше. Утренний туман скрывал от глаз подробности. Он стелился по земле, открывая взгляду верхнюю часть вокзала, опоры проводов, верхушки семафоров, крыши вагонов и локомотивов. За вокзалом виднелись строения, по виду – казенного предназначения. Перед вокзалом, в утопающих в тумане верхушках деревьев, узнавались крыши типовых железнодорожных бараков, построенных еще в начале двадцатого века.

Кластер казался странным. Тому, кто очертил его границы, как будто хотелось вытащить именно вокзал с привокзальной инфраструктурой. Кто-то удовлетворил каприз ребенка, возжелавшего «паровозики». Рэб толкнул Скорняка. Тот заморгал спросонья. Арагац, желая скорее разбудить своего спасителя, лизнул его в лицо.

– Ара, хватит, я уже не сплю. – Скорняк отодвинул от себя собачью морду.

Пса это совсем не обидело. Он преданно смотрел в глаза человеку и вилял хвостом.

– Туман сойдет, и спустимся вниз, а пока перекусим, – распорядился Рэб.

– Горяченького бы… – Скорняк зябко передернул плечами.

Они разогрели еду горелкой прямо в банках, позавтракали, запили живцом. Туман к этому времени почти рассеялся. Скорняк посчитал, что только ему придется делить свою еду с собакой, однако Рэб тоже пожертвовал большой кусок говядины из своей банки. Завтрак придал сил и надежд на положительный результат похода.

К вокзалу подошли по балке, часто высматривая опасность. Ничего подозрительного Рэб не заметил – ни мутантов, ни людей. Они зашли со стороны переезда. Там железнодорожный путь упирался в асфальтированную дорогу, послужившую границей кластера. Вдоль путей росли раскустившиеся клены, хорошо скрывающие от ненужного взгляда. Воздух пах креозотом. Так и казалось, что свистнет локомотив или раздастся через репродуктор невнятный голос дежурного.

Ближе к зданию вокзала пути стали множиться. На самом крайнем стояли вагоны, загнанные в тупики. Судя по их виду, они уже отслужили свое.

– Это же готовый дом! – заметил Скорняк. – И кровати, и столы – все есть.

– Согласен. А как их транспортировать в наш стаб?

– Трактором. Гусеничным. На лыжи поставить и тянуть.

– Если дорастем до трактора когда-нибудь, так и сделаем.

Потом пошли грузовые вагоны. Они все были открыты. Надо было полагать, что такой интересный кластер обязательно будут караулить перед каждой перезагрузкой. Нетронутыми были только тележки с гравием и углем. Рэб заглядывал в каждый открытый вагон, пытаясь понять, что за груз находится в нем. Чистыми под ноль оказались только первые два, в остальных осталось по-разному. Комбикорм в мешках не тронули совсем, сахар разобрали на четверть, коробки с фруктами – наполовину. Многие из них намокли и просели под начинающими преть фруктами. Вагон, забитый сантехникой, тронули с краю: не бог весть, какая ценность в мире отсутствующего водопровода. Вагон, сильно пахнувший бытовой химией, почистили хорошо: мыться и мыть народ не разучился.