Свершилось. Я свободна.

– Заявлять в полицию об украденной машине они не станут, преследовать нас уже поздно. Ты в безопасности, Алёна! – повторяет Гранд, кивая для пущей убедительности.

Мне не нравится то, что он со мной делает, будто нажимает на скрытую кнопку эмоций.

– Перестань! – скулю жалобно.

– Ты в безопасности!

Мне вдруг становится страшно. Настолько, что сводит скулы. В панике оглядываю стоянку, машины, окна ресторана. У меня был маленький мир – фиолетовая комната и Гранд. А теперь может случиться что угодно.

Воздух кажется разреженным, становится трудно дышать. Свобода – это огромное пространство, и в нём тысячи случайностей, которые могут снова обрушить меня в Ад.

Мне нужны ограничения. Защита. Четыре стены, замки и никакой связи с миром, который ранил меня так сильно и неоднократно.

Гранд выплеснул эмоции, и теперь в его глазах нет ничего, кроме решимости.

– Я никому не позволю к тебе притронуться! – говорит сквозь сжатые зубы, сквозь накопленную ярость.

Включает ли Гранд себя самого в список людей, которые не должны ко мне прикасаться?

– Я хочу тебя обнять, – говорит он тихо.

Нет, не включает. Гранд хочет стать моим ограничением, моей защитой. Хочет сохранить близость последних часов нашего заключения. В нём что-то сломалось в тот день, когда Джейк увёл меня из комнаты, и я не уверена, что знаю этого нового Гранда. Он спас меня, рискнул собственной жизнью, но это было там, в фиолетовой комнате. А в обычной жизни он жесток. Жесток по отношению ко мне.

Он разный. Сложный. Противоречивый. Он спас меня, и благодарность горячей жилкой бьётся у горла, побуждая меня обнять Гранда всем телом. И благодарить, пока не охрипну.

Но он же причинил мне боль, и память подбрасывает яркие картины прошлого, побуждая оттолкнуть Гранда всем телом. Всем моим телом, раскрытым для него на пятнадцатом этаже.

– Я очень хочу тебя обнять, – повторяет Гранд.

Странно, потому что он уже обнял меня несколько минут назад, не спрашивая разрешения.

Но теперь ему важен мой ответ.

Встречаюсь с ним взглядом. Былые страсти улеглись, да и не похож он на себя прежнего. Пообтрёпанный, но не сломленный, он ощутимо волнуется в ожидании моего решения.

Его губы подрагивают, словно он хочет что-то объяснить, пообещать, но уже давно всё сказано.

– Я не хочу этого, – отвечаю уверенно, одной фразой на все возможные вопросы.

Гранд не спорит, не удивляется. Подъезжает к терминалу обслуживания и достаёт из бумажника двадцатку.

Достаёт из украденного бумажника Джейка двадцатку.

Протягивает её испуганной девушке и просит принести лёд. Ещё бы она не испугалась, мы выглядим жутко!

Минуту спустя Гранд ставит мне на колени бумажный стаканчик со льдом.

– Приложи к правой скуле!

– Что?

– Лёд. Приложи лёд к правой скуле, а то будет синяк.

Гранд касается моей щеки рядом со следом от пощёчины Джейка.

Это самый странный момент моей жизни. Мы сбегаем от похитителей. Гранд почти убил человека. Мы украли машину, пистолет и бумажник. Посреди этого безумия Гранд волнуется о дурацком синяке.

Тающий лёд стекает по лицу слезами, но я не плачу, я в этом уверена. Плакать глупо, ведь я в безопасности. Мне должно быть очень хорошо… как только я смогу сосредоточиться, всё будет хорошо.

Я пришла в себя минут через двадцать пути. Вроде не спала, усиленно о чём-то думала, но как будто выпала из реальности. Встряхнувшись, попыталась сбросить с себя остатки шока.

– Мы едем в Лондон? – спросила, хотя об этом факте неоднозначно говорят указатели на шоссе.

– Да.

– Высади меня около метро!

Гранд смотрел на меня так долго, что я ткнула пальцем в лобовое стекло, напоминая, что он ведёт машину.

– А почему бы сразу не поехать в аэропорт? – усмехнулся.

– Только потому, что у меня нет билета и паспорта, – ответила, твёрдо обозначая моё намерение убраться из страны в срочном порядке.

– И обуви, – добавил Гранд, и я удивлённо посмотрела на свои ноги. Босые.

Я не помню, где остались мои туфли. Я бежала по гравию босая и ничего не чувствовала.

Гранд тоже босой.

– Люкас сказал, что в Англии не разрешается водить машину без обуви, – сказала я не к месту. – Тебе вообще нельзя вести машину в таком состоянии.

– У нас небогатый выбор водителей. Либо больной я, умеющий водить, либо неуравновешенная и тоже больная ты, которой я запрещаю впредь садиться за руль.

– Ты? Мне? Запрещаешь?

– Как только приедем, подготовлю документ в письменной форме.

– Пошёл ты!

– Я уже там. Прибыл с фанфарами, можно сказать.

– Гранд, высади меня у метро, а сам вызови такси до больницы. Тебе нужна помощь.

– Что случилось? – он поджал губы. – Мы обо всём договорились, и вдруг начинается базар.

– Мы ни о чём не договаривались. Ты болтаешь, не переставая, а я… не слушаю.

Я действительно его не слушала, пребывала в странном тумане.

– Я зашёл в магазин и позвонил Лоренсу. Мы встретимся с ним, съездим к врачу, а после этого решим остальные вопросы. Я объяснил, и ты согласилась. Алёна, что с тобой?

– Я тебя не слушала. Я хочу домой.

Да, точно хочу. Вчера хотела и позавчера. И сегодня… только мне страшно. Шок не спешит выпускать меня из ледяных клешней. Стараюсь не смотреть в окно, кладу ладонь на стекло, убеждая себя в том, что мой мир ограничен пространством машины. Так безопаснее.

Удивительно, но Гранд понимает. Не глядя, переплетает тёплые пальцы с моими, холодными от стекла.

– Здесь только ты и я! – говорит, и от этого страх отступает. Он ограничивает наш мир пространством сомкнутых рук.

Я смотрю на них, не мигая.

Я не хочу зависеть от Гранда.

Я понимаю, как тяжело ему было зависеть от меня.

Мы шагнули в прошлое, в мир, где я ненавижу Гранда, но теперь я нуждаюсь в его помощи. Хотя бы сегодня, пока я босиком и без сил. Пока я боюсь всего – свободы, пшеничных полей, ветра, будущего и людей. Особенно людей.

А потом я приду в себя и уеду.

Мы остановились на обочине сельской дороги невдалеке от супермаркета. Из припаркованной спортивной машины вышел Лоренс. Сняв очки от солнца, он сощурился, глядя на нас через лобовое стекло.

Комбинация Лоренс-Гранд навевает плохие воспоминания. В этот раз я не смогу себя защитить, я беспомощна под гнётом шока.