Родственники тоже кричали, поднимая над головой кошелки идетей. Одна женщина держала на руках девочку с такими же точно сережками, как уМоти. Она кричала:

– За нас не беспокойся! Нас люди не оставляют! Мы имеем чтокушать. Смотри, какая наша Верочка здоровенькая!

Иногда к толпе подходил городовой, держась обеими руками заножны шашки.

– Господа, вас честью просят не останавливаться напротивокон и не вступать с задержанными в разговоры.

Но тотчас из окон раздавались оглушительные свистки,невообразимая брань, рев. В городового летели арбузные корки, кукурузныекочерыжки, огурцы.

– Дракон!

– Фараон!

– Иди бей японцев!

И городовой с шашкой под мышкой неторопливо возвращался кворотам, делая вид, что ничего особенного не произошло.

Нет, положительно, на свете все было вовсе не такблагополучно, как это могло показаться с первого взгляда.

Гаврик возвратился сумрачный, злой.

– Ну что, видел дедушку?

Гаврик не ответил ни слова. Мальчики пошли назад. Возлевокзала Гаврик остановился.

– Они его каждый день бьют, – глухо сказал он, вытираядраным рукавом щеки. – Увидимся.

И Гаврик пошел прочь.

– Куда?

– На Ближние Мельницы.

Через Куликово поле Петя побрел домой. Ветер гнал тучисухой, скучной пыли.

На душе у мальчика было так тяжело, что даже сплющеннаягильза от винтовочного патрона, которую он нашел по дороге, нисколько необрадовала его.

Наступила осень.

Петя уже ходил в гимназию. Из большого загорелого мальчика сдлинными ногами в фильдекосовых чулках он, надев форму, превратился вмаленького, выстриженного под нуль, лопоухого приготовишку, на гимназическомязыке – «мартыхана».

Длинные суконные брюки и форменная курточка, купленные затридцать шесть рублей в конфекционе готового платья Ландесмана, сиделимешковато, очень неудобно.

Грубый воротник натирал нежную шею, привыкшую к свободномувырезу матроски.

Даже пояс, настоящий гимназический пояс с мельхиоровойбляхой, о котором больше всего после фуражки мечтал Петя, не оправдал ожиданий.Он все время лез под мышки, бляха съезжала набок, языком висел свободный конецремня.

Не придавая фигуре ничего мужественного – на что сильнорассчитывал мальчик, – пояс оказался лишь постоянным источником унизительныххлопот, вызывавших неуместные насмешки взрослых.

Но зато сколько неожиданной радости принесла Пете покупкатетрадей, учебников, письменных принадлежностей!

Как не похож оказался серьезный, тихий книжный магазин надругие, уже известные мальчику легкомысленные, вздорные магазины Ришельевскойулицы или Пассажа! Пожалуй, он даже был серьезней аптеки, во всяком случае –много интеллигентней.

Уже одна его узкая, скромная вывеска

ОБРАЗОВАНИЕ

внушала чувство глубочайшего уважения.

Был темный осенний вечер, когда Петя отправился с папой в«Образование».

Это было сонное царство книжных корешков, зеленовато, как-топо-университетски освещенных газовыми рожками и увенчанных раскрашенными головамипредставителей четырех человеческих рас: красной, желтой, черной и белой.

Первые три головы в точности соответствовали названию своейрасы. Индеец был действительно совершенно красный. Китаец – желтый, как лимон.Негр – чернее смолы. И лишь для представителя белой, господствующей расысделали послабление: он был не белый, но нежно-розовый, с гофрированной русойбородкой. Петя, как очарованный, рассматривал голубые глобусы с меднымимеридианами, черные карты звездного неба, страшные и вместе с тем поразительнояркие анатомические таблицы.

Вся мудрость Вселенной, сосредоточенная в этом магазине,казалось, проникала в поры покупателя. По крайней мере, Петя, возвращаясь наконке домой, уже чувствовал себя необыкновенно образованным. А между тем вмагазине пробыли не более десяти минут и купили всего пять книжек, из которыхсамая толстая стоила сорок две копейки.

Потом был куплен настоящий ранец из телячьей кожи шерстьюнаружу и маленькая корзиночка для завтраков.

Затем выбрали прекраснейший пенал с переводной картинкой навыдвижной лакированной крышке. Тугая крышка скрипела, как деревянная писанка.Все отделения пенала Петя с большим вкусом и старанием наполнилпредназначенными для них предметами, особенно заботясь, чтоб ни одно непустовало. Были положены разных сортов перышки: синие с тремя дырочками,«коссодо», «рондо», «номер восемьдесят шесть», «Пушкин» – с курчавой головойзнаменитого писателя – и множество других.

Затем – резинка со слоном, липка, растушевка, два карандаша:один для писания, другой для рисования, перламутровый перочинный ножичек,дорогая ручка за двадцать копеек, разноцветные облатки, кнопки, булавки,картинки.

И все это совершенно новенькое, лаковое, упоительно пахучее– все эти маленькие, изящные орудия прилежания!

Весь вечер Петя усердно обертывал учебники и тетрадиспециальной синей бумагой, скрепляя ее облатками. Он приклеивал к углупромокашек кружевные картинки. Лакированные букеты и ангелы крепко прижималишелковые ленточки. Все тетради были аккуратно надписаны:

ТЕТРАДЬ ученика приготовительного класса О. 5. Г.

Петра Бачей

Петя едва дождался утра. На дворе было еще почти темно, адома горела утренняя лампа, когда мальчик побежал в гимназию, с ног до головыснаряженный, как на войну.

Уж теперь-то ни одна наука не устоит против Пети! Три неделимальчик с неслыханным терпением – в гимназии и дома – занимался улучшениемсвоего научного хозяйства. Он то и дело переклеивал картинки, заново обертывалучебники, менял в пенале перья, добиваясь наибольшей красоты и совершенства.

И когда тетя, бывало, скажет:

– Ты бы лучше уроки учил…

Петя с отчаянием стонал:

– Ой, тетя, ну что вы говорите разные глупости! Как же ямогу учить уроки, когда у меня еще ничего не готово?

Словом, все шло прекрасно.