Он упал и попытался отползти, хотя Андрей не пытался приблизиться.

Просто смотрел.

Без эмоций: ни злорадства, ни удовлетворения. На лице застыло то же доброжелательное выражение, что и всегда.

Он поднял голову и обернулся.

— Андрей… — прошептала я.

Мои огромные глаза наполнились слезами. Он подошел: страшный, заросший, пропахший лесом. Крепко обнял меня, когда я встала. Щетина сильно отросла, почти превратившись в бороду, царапала мне щеку и губы, пока я целовала его, захлебываясь слезами радости. Руками в перчатках провел по волосам, по лицу, стирая слезы.

— Т-с-с, — сказал он на ухо. — Жди здесь. Я закончу.

Я кивнула, комкая на плечах куртку, от которой пахло осенью. Поясница ныла — уж не схватки ли. Прилегла на бок, когда Андрей вышел из комнаты, вытащив тела охранников. Прикрыл дверь, а я постаралась максимально расслабиться и не слушать долетающие обрывки разговора. Невнятный голос Андрей успокаивал. Он здесь, рядом… Я все еще не верила в это.

Он здесь.

Здесь…

Я шептала это снова и снова, его имя и слова благодарности, с тихим стоном извиваясь в постели. Зажмурилась от боли, но на сердце стало легко… Мне не отрубят палец и больше ничего не сделают. Ребенок притих. Слышала, это к родам. Еще слишком рано — еще бы месяц доносить. Страх преждевременных родов отодвинул все остальное. Сейчас рожать нельзя. Пусть это будут тренировочные схватки или что угодно. Я поджала ноги, пытаясь успокоить боль — стало полегче. Глубокий вдох, медленный выдох. Я просто переволновалась, но теперь все позади… Все будет хорошо.

Я прислушалась.

Тяжелораненый, злой Власов что-то злобно шипел в коридоре. Решил, Андрей ради камней использовал меня, как подставную приманку, когда за мной начали охоту и подыграл, что я ему дорога. Забрал добычу, бросил меня, поэтому не выходил на связь. И слишком поздно понял, что Андрей его провел.

Боже, как мне хотелось его позвать… Чтобы подошел, взял за руку. Чтобы я поделилась страхами, что рожаю.

Дверь скрипнула, открываясь от сквозняка. Я привстала на локте, глядя через щель в коридор. Власов лежал, опираясь на стену спиной. Андрей его ударил или сам расшибся при падении — на лице была кровь, он ее сглатывал. Рука зависла над ножом. Он растерянно смотрел на Андрея, сидящего перед ним на корточках, или даже сквозь него, постоянно теряя фокус. Голова свесилась набок.

— Идиот, — беззлобно сказал Андрей. — Я бы не стал использовать беременную в таком плане. Не такое днище, как ты думал. Я тебя обманул.

— Ублюдок ты… — просипел Власов, пачкая рот кровью. — Интриган сраный…

Андрей криво улыбнулся, и встал.

— Меня шантажировали десять лет. Ты никто против тех людей, Роман. Ты плохо меня знаешь.

Опустившись на колено рядом с телом охранника, которого чуть раньше он притащил с первого этажа, он извлек пушку из кобуры, и вложил в руку покойника. Увидев приготовления, Власов дернулся, пытаясь встать, и заорал. Крик оборвало выстрелом.

— Иди сюда.

Я заметила, что сиделка здесь, когда Андрей к ней направился. Не успела уйти. На ней расстегнутое пальто, уличная обувь. При его приближении надзирательница начала издавать беспомощные звуки, словно ее вот-вот разобьет инфаркт.

— Вставай!

Он вздернул ее за воротник пальто и практически заволок в комнату. Она кулем упала на пол.

— Где ее вещи? Где сумка?

Она мычала от страха, не понимая что он спрашивает — у него как каша во рту. Это я, зная Андрея, могла разобрать слова.

— Брось, Андрей, — прошептала я между двумя спазмами. — Пожалуйста, забери меня отсюда…

— Вещи нельзя оставлять. Никто не должен знать, что ты здесь была.

Я дышала запахом лаванды от подушки, подсунув под щеку руку. Встать не было сил.

— Где ее вещи? — повторил он.

Та что-то замычала, показывая вниз.

— Так, ладно, с тобой потом, — решил он и подошел к постели, закутал меня в халат и примерившись, подхватил под коленки. — Нам пора сваливать, закончу сам.

— Я тяжелая…

— Тебе нельзя идти. После подобной заварухи моя подруга родила. Я не смогу тебя отвезти к врачу. Потерпи, Лена.

Я обхватила его за шею, и пока он нес меня и спускался по ступенькам на первый этаж, смотрела на браслет. Не назад, в комнату, не на пол ­— на трупы, а на бабочку, его подарок. Несмотря на тяжесть, Андрей быстро шел, обшарил небольшую, настежь открытую комнату, не спуская меня с рук. Каморка прислуги. Моя сумка валялась среди прочих вещей. Андрей забрал ее и вынес на темный двор.

Холодно. Октябрь подходит к концу. Я прижалась к плечу, обдавая паром дыхания.

Андрей обошел трупы немецких овчарок, и отнес меня на задний двор. Больше я по сторонам не смотрела, мне хватило произошедшего в доме.

Он вынес меня через лес к проселочной дороге.

За кустами, замаскированная ветками, стояла незнакомая машина. Андрей опустил кресло и помог улечься.

— Здесь лекарства, — сказал он, открывая бардачок, торопливо впихнул мне в руки бутылочку воды. — Тебе их прописывали. Прими, если надо. Сзади еда, вот одеяло…

Он накрыл меня одеялом, пропахшим авто и холодом, словно оно долго валялось в остывшем салоне.

— Ты уходишь? — не поверила я.

— Я должен вернуться.

— Нет, — пальцы сами вцепились в куртку. — Не бросай меня… Давай уедем, пожалуйста!..

— Девочка моя… Мне все надо убрать. Пока есть время, надо обставить все так, словно нас здесь и не было, понимаешь? Потерпи, я вернусь через полчаса, час не больше. Я должен это сделать. Ради нашей безопасности.

Он оторвал от камуфляжа мои пальцы.

— Ты у меня молодец… Приляг, я быстро, — он нажал на голову, заставляя лечь. — Скоро будем дома, я обещаю.

Это подействовало. Его обещаниям я верю. Я покорно свернулось под одеялом комочком. Андрей прикрыл дверь, и исчез в темноте. Спряталась, стараясь даже не двигаться. Доверилась, как тогда, на террасе или когда передал мне ту вещь с поцелуем.

Он скоро вернется. И мне будет, что ему сказать.

Издалека дом казался мирным.

Окна светились там, где оставили свет, уютно вился дымок над трубой камина.

Андрей зашел за ворота.

Времени почти не было. Надо торопиться.

Охранников во дворе и собак он снимал из «винтореза». Того, что ждал на первом этаже — задушил, чтобы крови не было. Двух уродов, один из которых держал Лену, застрелил. Власова — прирезал, чтобы меньше языком трепал о ближнем бое.