Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есть у поэта и любовные стихи, полностью выдержанные в традиции мистической лирики (газал-и ‘арифана), но и в них проступает ряд характерных черт новой поэтики:
Добрую весть о приязни принес мне твой красноречивый
взгляд,
Подружилась ласковая речь с твоим суровым нравом.
Когда я умру перед твоими устами, в тот самый момент
улыбнись,
Хвала Аллаху, хоть один раз я увижу, что твои брови
не нахмурены!
Зрачки глаз так жаждут созерцать твое лицо,
Что внезапно выкатываются из глазниц, чтобы бежать
на твою улицу[22].
Я выпил вино страсти, и оно так сильно подействовало,
что я боюсь,
Что оно схватит меня и в беспамятстве притащит прямо
к тебе.
Я ищу воды в огне, посмотри, до чего дошла моя фантазия:
Я требую верности от твоей коварной натуры.
Сегодня я настолько поддался чарам твоего кокетства,
что стоит
Испытать все те заклинания, которые надо мной прочел твой
колдун.
Что с того, если ты в порыве страсти пожертвовал своей
жизнью, Вахши,
Ведь ты принесла в жертву одному своему волоску тысячи
душ.
В этой газели, в отличие от предыдущей, разрабатывается традиционная для любовно-мистической поэзии тема благодатности страдания, ведущего влюбленного к единению с божественной возлюбленной. В тексте можно найти реализацию характерных для индийского стиля приемов, например, олицетворения – «ласковая речь подружилась», «зрачки бегут», «вино схватит и притащит».
Приведем и еще одну газель Вахши, которая с равной вероятностью может быть воспринята как реализация обеих стилевых тенденций:
Явилась она, изогнутые брови свои подняла и прошла мимо,
Скромность свою показала движением бровей и прошла мимо.
И пусть не ответила она ласково на мое приветствие,
Улыбку сладостных губ подарила и прошла мимо.
Очарованием взгляда, который влечет за собой, —
Сколько добычи она пленила своим арканом! —
И прошла мимо.
Кокетством, от которого безумием оборачивается разум,
Нанесла она урон мудрости сотен разумных и прошла мимо.
Не приняла ни одного из тысячи подарков души,
Как отговорку состроила привередливо глазки и прошла мимо.
Так сталось, что ее дурной глаз [сказал]: «Беды да не будет!».
Она ведь в огонь страсти бросила мою душу, как руту[23],
и прошла мимо.
Явилась и вновь малой толикой жалости, Вахши,
Язык твоей жалобы к небу приклеила и прошла мимо.
Лирическая ситуация в данной газели далека от новизны и разрабатывалась в любовной лирике сотни раз: объектом жалоб выступает лукавая возлюбленная, которая вселила в душу влюбленного надежду, а потом скрылась. Несомненно, это ситуативное клише имело и свое мистическое толкование, связанное с представлением о том, что состояние (хал) единения с Возлюбленной, которое может снизойти на мистика, спонтанно, мимолетно и достигается только божественной милостью. Тем не менее стихотворение вполне могло отражать конкретное событие, поскольку решено в образно-стилистической манере вуку‘ с ее вниманием к реальной психологии поведения традиционных персонажей любовной лирики.
Среди кыт‘а, принадлежащих перу Вахши, встречаются забавные сценки, похожие на анекдоты, порой весьма фривольные. В концовке автор помещает мораль в виде пословицы. Приведем одно из таких стихотворений, впрочем, вполне безобидное:
Сидел я вчера в уголке, чтобы соорудить
Укрытие из полотенца (фута)[24] для своей плешивой головы.
В тот час проходил мимо мудрец,
Увидев меня за таким делом, он рассмеялся.
Я и так был расстроен своим положением,
А из-за его смеха расстроился еще больше.
Сказал он мне: «Есть у меня лекарство,
Как раз против облысения.
Подходи, я тебе его на голову посыплю, чтобы выросли
У тебя волосы благодаря его свойству».
Вздохнул я тяжко и ответил:
«Разве ты не слышал слова великих:
“На солончаке гиацинты не вырастут —
В него семена [не сажай] и напрасный труд не вкладывай”».
Мухташам Кашани
Тематический диапазон поэзии сафавидского Ирана пополнялся и за счет расширения репертуара религиозной тематики, включения в него славословий в адрес шиитских имамов и оплакиваний их мученической кончины. Эти темы были откликом официальной придворной поэзии на общие идеологические установки правящей династии, под влиянием которых менялись господствующие литературные вкусы и предпочтения. В этом русле происходит постепенное вытеснение светской панегирической поэзии различными религиозными жанрами. Например, в Диване сафавидского поэта Шани Текелу (1544–1614) из 53 касыд 10 были посвящены Аллаху, 18 – имаму ‘Али, 9 – другим шиитским имамам и лишь 16 представляли собой панегирики конкретным адресатам, шаху ‘ у Великому (1581–1629) и его вельможам.
Получила высочайшую оценку двора и приобрела широкую известность двенадцатистрофная элегия Мухташама Кашани (Каши) (ум. 1588) в форме таркиббанд. Она была посвящена трагическим событиям в Кербеле и вызвала множество подражаний. Приведем несколько строф из этого стихотворения, чтобы показать, на основании каких образно-тематических элементов строились произведения данной жанровой направленности:
Что за смятение охватило людей всего мира?
Что за стоны раздаются, что за плач и причитание?
Что за великое воскресение мертвых, которое с земли
Поднялось до высокого престола небес без звука трубы?
Что за мрачное утро, откуда оно появилось, ведь оно
Повергло все дела мира и всех людей в смятение.
Как будто бы солнце встало на западе,
Посеяв смуту среди всех атомов мироздания.
Если я назову это концом света, не будет невероятным,
Ибо это всеобщее воскресение, и имя ему – мухаррам.
Близ Божественного престола, где нет места унынию,
Все небожители склонили головы к коленям [в] печали.
Джинны и ангелы оплакивают людей,
Ты сказал бы – это траур по благороднейшему из сынов Адама,
По солнцу небес и земли, по свету Востока,
По Хусайну, взращенному под сенью Посланника Божьего.
Он – корабль, потерпевший крушение в буре Кербелы,
Он – тот, кто погрузил в прах и утопил в крови поле
сражения Кербелы.
Если очи эпохи горько оплакивали его,
Это была кровь, хлынувшая с айвана Кербелы.
Не извлек мир никакой розовой воды, кроме слез,
Из той розы, что расцвела в саду Кербелы.
Нехватку воды испытывали пришедшие