– Посмотрим, – скрипнула она зубами и отключилась.

Процедура составления завещания заняла на удивление мало времени, от нотариуса Ксюша вышла уже через пятнадцать минут. Правда, пришлось все оставить маме.

– У вас нет с собой документов, подтверждающих ваши права, как собственника. Сожалею, но процедура такова, что без этих документов мы не можем оформить иначе.

Нотариус смотрел на нее с тревогой, поначалу даже спросил ее о здоровье и удивился, узнав, что с ней все в порядке. И еще больше удивился, когда она настояла на составлении завещания именно сегодня.

– Предлагайте варианты, – скомандовала Ксюша.

Пришлось оформить с формулировкой: все, чем владею… Движимое и недвижимое… И бла-бла-бла.

– Живите долго, – пожал ей руку нотариус, провожая до дверей. – И не совершайте необдуманных поступков.

Что он имел в виду, Ксюша не поняла. Может, на суицид намекал? Все может быть.

Артурчик гарцевал возле ее машины. В руках пакетик, в котором угадывалась бутылка.

– Обмоем? – подмигнул он.

– Сдурел? В это время суток не пью, – отозвалась она ворчливо и глянула на часы. – У меня через полчаса встреча со старшим лейтенантом полиции Марией Проворовой. Во-он в том ресторанчике.

– Так пойдем туда сейчас, подождем вашу Машу. У меня как раз окно.

Ксюша глянула на него подозрительно – что-то он слишком навязчив сегодня, слишком разговорчив. Может, что его тревожит? Или он что-то знает о Любе и ее делах?

– Ну, идем. Подождем нашу Машу. – Ксюша швырнула папку с завещанием на заднее сиденье, заперла машину. – Идем…

Они заняли самый классный столик в уголке у окна, сделали заказ. Артурчик даже вызвался оплатить ее экзотический салат и рыбный стейк, но Ксюша отказалась.

– Не на свидании, – глянула она на него строго. – И давай, не юли! Говори уже, что тебя тревожит.

– Люба, – выдохнул он и глянул на Ксюшу несчастными глазами. – Ее смерть. Это так внезапно. Так трагично.

Он закатил глаза, подпер скулу кулаком: попытался выглядеть очень несчастным. Но Ксюша была девочкой взрослой, много чего о нем знала и на такие уловки не велась.

– Так, Артурчик, если ты и дальше будешь валять дурака, я тебя сейчас прогоню. Или отсяду за другой столик. – Ксюша вонзила вилку в хрустящие листья салата. – Говори, что там вас связывало, кроме редких ночных пьянок?

Артур опустил голову, с минуту рассматривал свои безупречные ногти, а потом произнес со вздохом:

– У нас были кое-какие дела. Мы помогали друг другу.

– В чем?

– Ну… Подкидывали клиентов.

– Шабашка? – догадливо кивнула Ксюша.

– Типа того.

– Руководство, конечно же, об этом не знало?

– Нет! В том-то и дело! Один раз я, идиот, на таком вот выезде взял и вручил одному лоху визитку. А он попался на чем-то и визитку эту засветил. Я еле выкрутился.

– И?

Ксюша вовсю работала челюстями, пытаясь разгрызть жесткие листья салата. Что за ерунду они туда насовали, если не жуется?

– А последнее наше с ней дело вообще прогорело. Родители клиента как-то так хитро составили завещание, что ему после их смерти вообще нельзя было распоряжаться имуществом.

– И это принципиально?

– Еще бы! Речь идет об одной общине, куда стекался весь человеческий мусор. Они там с ними возились – исправляли, давали работу, кормили. А взамен, сама понимаешь…

– Отжимали добро. Чего же тут непонятного! – фыркнула она, брызнув изо рта сложным соусом, и прикрылась салфеткой. – Прости.

– Ерунда. – Артурчик поигрывал ложкой в мутном супе, стоившем как три килограмма отборной телятины. – Меня вообще-то мало волновало, что там и как. Мое дело было оформить все юридически правильно.

– И что конкретно оформляли? Завещание, как я? – Ей вдруг стало зябко.

– Завещаний, на самом деле, было мало. Если уж клиент совсем на ладан дышал, тогда – да. А основная масса подписывала… Добровольно, подчеркну! – он поднял указательный палец. – Генеральные доверенности. Бессрочные. На сделки с недвижимостью и прочим.

– Понятно… А просто дарственные оформить не судьба?

– Были и дарственные. – Артурчик со вздохом отложил ложку, съежился. – А сейчас эту общину трясут. Там такое вскрылось!

– Какое? – Ксюша домучила салат, пододвинула к себе рыбный стейк размером с тарелку.

– Они, блин, умерших наркоманов в лесу хоронили. Тех, кто к ним без документов поступал. Типа…

– А на самом деле?

– Да были, конечно, и документы, как без них! Как бы я и Люба без паспортов оформили что-то? Никак!

– Я не пойму. – Ксюша отщипнула вилкой рыбу, попробовала – вкусно. – Ты-то чего паришься? Юридически ты совершал преступления? Нет. Люди в добром здравии сознательно подписывали документы. Так?

– Так. Почти, – он снова съежился. – Понимаешь, Ксюш… Многие даже не знали, что подписывают. Нас просили ускориться при оформлении, мы и ускорялись. Нас уверяли, что разъяснительные беседы были проведены и прочее.

– И? Что тебе не дает покоя?

– Люба! Почему ее убили?! Вдруг я следующий?! – Вот тут его глаза блеснули уже неподдельной слезой. – Как думаешь, может, мне с вашей Машей поговорить? Они же все равно на меня выйдут. Подписи на документах… Не везде, но есть. Может, заключить сделку со следствием, пока меня… Не закрыли. Или не убили.

– Заключай, Артурчик, – повелительно качнула головой Ксюша и кивнула в сторону входа. – А вон, кажется, и наша Маша.

Она смотрела на себя в старое зеркало и не узнавала. И очень хотелось, вопреки избитой пословице, попенять зеркалу. Нельзя быть таким беспощадным к людям, особенно к своей хозяйке. Нельзя с такой откровенностью обнажать морщины и глубокие складки вокруг рта. А цвет лица? Где милосердие? Неужели нельзя подсветить немного розовым? Чтобы кожа светилась изнутри, как молодое наливное яблочко?

Нина Ивановна со вздохом вышла из ванной, выключила свет и, не торопясь, направилась на кухню. Окно выходило во двор, и ей было отлично видно, кто приехал, кто уехал, с кем и во сколько. Иногда было интересно, иногда не очень. Интереснее, когда она наблюдала за своими соседями сверху – Игнатом Гришиным и его женой. А еще, когда ее взгляд провожал молодую парочку из соседнего подъезда: они либо недавно поженились, либо были любовниками. Такой вывод Нина Ивановна сделала потому, что их страсть вспыхивала, стоило им выйти из машины. Она – молодая жгучая брюнетка, в обтягивающих одеждах, все время жалась к мужчине, который по виду годился ей в отцы. Он в ответ лапал ее за всякие выпуклые места, и они вообще никого не стеснялись. Им было плевать, что их могли увидеть из окна или с автомобильной стоянки. Предела их бесстыдству не было, и эта парочка была глубоко презираема Ниной Ивановной.