Клюнул или нет?

– В молодом, в каком же еще!

Нина Ивановна попыталась игриво улыбнуться, но тут же память вернула ей ее сегодняшнее отражение в зеркале – морщинистое и негожее для флирта. Она поспешила объясниться:

– Вы еще так молоды, Игнат Федорович. Сколько вам? Сорок? Вряд ли больше.

– Сорок семь, – перебил он ее, и дверь приоткрылась пошире.

Клюнул!

– Никогда бы не подумала, – изумленно округлила она глаза. – Вы так молодо и свежо выглядите. В вас столько жизни и…

– И?

– И печали, – выдохнула Нина Ивановна. – Шутка ли, овдоветь в таком возрасте. И так нелепо – уехала к отцу, а очутилась в секте! Представить страшно. Если бы ее мать дожила, то не пережила бы точно такого кошмара.

– Вы были знакомы с моей покойной тещей? – изумился Игнат Федорович.

– Да, – подтвердила Нина Ивановна и кивнула. – Были знакомы.

О том, что она сейчас врала, ему не было нужды знать.

– Тяжелым была человеком, упокой, господи, ее грешную душу. Очень тяжелым! Вам следовало бы посочувствовать.

Игнат минуту ее рассматривал. Пауза грозила затянуться, но нарушать молчания не следовало. Сейчас был его ход.

– А при каких обстоятельствах вы познакомились? – сощурился он подозрительно. – К нам сюда она не приходила, да и не могла. Ее не стало до того, как мы сюда переехали.

– Я знаю, – убедительно вытаращилась она и назвала точную дату кончины его тещи.

– Так как вы с ней познакомились?

– У нотариуса, в очереди. Сидели долго, разговорились. Оказалось, что мы там с ней по одному делу.

– Да? – Его взгляд сделался напряженным. – И что же у вас с ней были за дела? У нотариуса?

– Завещание. Мы обе пришли туда, чтобы составить завещание. Возраст-то уже не тот, чтобы бесшабашно уповать на время. Кто знает, сколько его нам отпущено!

И она неправильно перекрестилась, только потом поняла это и страшно смутилась. Но сосед, кажется, не заметил. Он о чем-то напряженно размышлял, уставив взгляд на тупые носы ее разношенных ботинок.

– А что она могла оставить Ларисе? – встрепенулся он, словно ото сна очнулся. – Обычная пенсионерка. Старая квартирка на окраине, без ремонта, со старой сантехникой. Нам с Ларисой пришлось долго ее продавать.

– Почему же? – Ее глаза оставались холодными, а губы поползли в разные стороны, как у злобного мима.

– Покупателей не было. Не нашлось желающих.

– А на деньги от продажи фирмы, которую она долгое время возглавляла и владела ею на паях со старым другом, были желающие? А на акции компании, знаменитой в нашей стране, желающие были? На дачу в Подмосковье с участком в два гектара желающие нашлись? Неужели… – Нина Ивановна прижала кончики пальцев к губам и сокрушенно покачала головой. – Неужели вы об этом ничего не знали? Лариса скрыла от вас? И теперь все ушло в общину? Ой, беда, беда, Игнат Федорович. Вам можно только посочувствовать.

Его лицо превратилось в гипсовую маску – белую, безжизненную, с дырками для глаз, откуда на Нину Ивановну сочилась ненависть.

– Ладно, пойду я. – Она сделала пару шагов к лестничному пролету и вдруг словно споткнулась. – Совсем позабыла спросить, старая голова! А где же ваше кольцо, Игнат Федорович?

Он живо вытянул правую руку с обручальным кольцом на безымянном пальце.

– Ой, да я не об этом! Я о перстне, который вы всегда носили на мизинце левой руки. Такой красивый, старинный, с камнем. Лариса, помнится, рассказывала мне, что это перстень вашей матери или тетки, не помню, он очень дорог вам, как память. Помню, она часто повторяла, что…

Она не сразу поняла, что мешает ей продолжать спускаться по ступенькам. Даже подумала, глупая, что зацепилась шалью за прутья лестничных перил. Но там не за что цепляться. Прутья были гладкими новыми, прочно сидевшими в своих гнездах. Нина Ивановна заворочала шеей, шевельнула плечами, повернула голову.

– Вы?! Вы что себе позволяете?! – ахнула она, обнаружив, что это Игнат Федорович прочно держит ее за шиворот и мешает спускаться. – Я сейчас закричу! А ну отпустите! Хулиган!

Его пальцы разжались, рука безвольно упала.

– Простите, – прошипел он, гадко щурясь. – Не хотел вас напугать. Только уточнить.

– Что именно?

Она поправила шаль на плечах, пригладила волосы подрагивающей ладонью. Ей не было страшно. Конечно же, нет! Ей стало очень обидно. Как он смеет?! Мужлан! Чудовище! Она ему еще покажет, она ему…

– Что еще вы помните, Нина Ивановна? – вкрадчиво прошипел ей Игнат Федорович в самое ухо.

– Я-то?

Она резко шагнула вниз один раз, другой, третий. Сочла, что отошла на безопасное расстояние, и прокричала:

– Я совершенно точно помню: когда вы провожали Ларису в день ее отъезда, этот перстень был на вашем мизинце. А сейчас его нет!

– И что? – он тихо рассмеялся и покрутил пальцем у виска. – Вы совершенно свихнулись, Нина Ивановна! Если уж для вас это так важно, то признаюсь… Я надел его Ларисе на палец, когда сажал ее на поезд.

– Прощальный подарок? – хмыкнула она с неудовольствием.

– Нет. Талисман.

Он повернулся к ней сгорбленной спиной и пошел вверх по лестнице. И уже почти скрылся в квартире, когда она, не желая успокаиваться, прокричала:

– Не помог ваш талисман-то, Игнат Федорович! Так, получается?

Майор успел отжаться от пола в спальне тридцать четыре раза, когда совершенно отчетливо услышал, как в замке входной двери поворачивается ключ. Он резко поднялся на ноги, замер, прислушался: кто-то вошел, швырнул ключи на тумбочку под зеркалом, зашуршал одеждой.

Кто?! Кроме Алены так хозяйничать никто не мог, а она не придет, они развелись. Их должны были развести. Алена говорила, что даже его присутствие не требуется. Он что-то подписал и не пошел, а теперь все тянул время и не забирал документы о разводе. Куда ему торопиться? Он жениться не собирается.

Тот, кто вошел, расстегнул молнию, снял куртку или пальто. Снова шуршание, на этот раз пакетов, явно с продуктами. И следом голос:

– Чекалин, хватит прятаться. Это я, твоя блудная жена. Я вернулась и хочу накормить тебя завтраком. А то выскочишь сейчас с пистолетом…

Он тряхнул головой, зажмурился и досчитал до десяти. У него с головой в порядке? Он вообще не спит, нет?

Осторожно ступая, он двинулся в кухню.

Он не спал, и с головой у него полный порядок. Такой вывод он сделал, уставившись в узкую спину своей Алены, обтянутую вязаным платьем цвета сливы. Его бывшая жена выкладывала продукты на стол и едва слышно ворчала, что он развел на кухне жуткий срач, плиту за это время, наверное, не вымыл ни разу, а в холодильнике у него мышь удавилась.