Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чего нельзя было сказать о соседях, которые жили над ее головой. К ним она всегда относилась со сдержанным уважением. Пара жила тихо, пристойно. На улице не бросались друг другу на шею, никаких поцелуев взасос, – милое чмоканье в щечку, не более. И над ее головой не топали, не носились как ненормальные. Она даже не всегда их слышала, если честно, и лишь по машине на стоянке угадывала: дома они или нет.
Жила себе прекрасная парочка, и вдруг все поменялось – их не стало. Правильнее, один из этой милой пары до сих пор там живет и, кажется, ни в чем себе не отказывает, а вот Ларисы больше нет. Бедная женщина, по слухам, попала в скверную историю: ее завербовали сектанты и потом убили.
Зачем? Почему? Это оставалось загадкой.
Когда Нина Ивановна узнала об этом, то не сразу поверила.
– А зачем сектантам ее убивать? – возмутилась она. – Им это невыгодно.
– Много ты знаешь, Нина! – фыркнула Валя из третьего подъезда.
Они как раз вышли на прогулку. Валя еще по осени сколотила небольшую группу из незанятых пенсионеров и убедила всех заняться скандинавской ходьбой. Условия поставила жесткие: три раза в неделю, не опаздывать, не лениться, не прогуливать. Иначе – до свидания. К настоящему моменту из всей группы остались лишь они двое: Нина Ивановна и Валя. Остальные не выдержали жесткого графика. Нина Ивановна пока держалась, но каждый раз вставать в шесть утра ей становилось все тяжелее и тяжелее. И характер у Валентины начал заметно портиться – появилась какая-то непримиримость, даже грубость.
– Ты так об этом рассуждаешь, Нина, будто сама была в секте! – удивилась Валя, бойко переставляя палки.
– Может, и была, – нехотя пробормотала Нина Ивановна. – А может, наслышана.
– И что же ты слышала?
– Чем многочисленнее их паства, тем им лучше – соблазна для других больше, – принялась вспоминать она свои лихие молодые годы, когда сама едва не осталась навсегда в такой вот общине. – Даже филиалы по разным городам появляются.
– Соблазна для кого? – не поняла марширующая впереди Валентина.
– Для тех, кто захочет туда прийти. Соблазнить заблудших овец проще, когда у тебя под командой полторы сотни. И управлять сомневающимися удобнее, когда у тебя столько единомышленников: наказать, призвать к ответу, заставить поверить в то, что они проповедуют.
– А если бунт?
– Бунты исключаются в таких местах. Там все на особой религии.
– На какой?
– На особой, – туманно повторила она. – У каждой секты она своя, Валентина. Кто кому молится, кто во что верит.
– А что те проповедовали, куда твоя соседка попала? Слышала, у них целый поселок там был. Работали, сельским хозяйством занимались, даже какой-то колбасный заводик будто свой. Жили люди, ни в чем не нуждались. Проверяли их неоднократно, – все было у них хорошо. И вдруг такое! Может, кто нарочно шумиху поднял, чтобы землю к рукам прибрать?
– Я не знаю.
Нина Ивановна остановилась, чтобы отдышаться. Валентина взяла непривычный темп, совсем загнала ее.
– А вот в одной газете пишут, что все это нарочно подстроено. В общине эти люди были абсолютно счастливы, а теперь рыдают от горя и не знают, куда идти, чем заняться. Так что, Нина, правды мы никогда не узнаем, – резюмировала подруга по скандинавской ходьбе, оглянулась, увидела, что Нина отстала, и прикрикнула: – А ну, шире шаг!
Нина Ивановна перехватила палки, двинулась следом и негодующе подумала, что такой вот женщине, как Валентина, только попадись, – сразу под себя подомнет и без всякой секты. А там какие спецы! Психологи! И расплачешься, и все выложишь про себя, и все свое отдашь.
В те годы Нине Ивановне не с чем было особо расставаться: не имелось у нее ни жилья своего, ни машин, ни дач. Но мамины старинные сережки, которые теперь бы стоили целое состояние, так там и остались.
Она тяжело вздохнула, стоя у кухонного окна, подумала: а что бы с ней стало, не влюбись она в лихого парня, с которым столкнулась на рынке, где продавала соломенные поделки? Как бы сложилась ее жизнь? Нашла бы она себя в том учении, которое прославляли ее учителя? Ходила бы до сих пор на встречи, где они и смеялись и плакали вместе?
Ой, кто знает!
Нина Ивановна увидала, как из-за угла выехала красивая блестящая машина: домой возвращался Гришин Игнат Федорович. Похоронил он свою жену, нет? Ни слова ведь не скажет, бирюк! Ходит как в воду опущенный, даже не смотрит ни на кого: то ли муки совести, то ли по Ларисе тоскует.
А нечего было ее при жизни обижать. Стоило внимания больше уделять и подарками баловать. А то ведь скупой! Как есть скупой!
Нина Ивановна поспешила к входной двери. Накинула теплую шаль на плечи, обулась в короткие разношенные сапожки, стоявшие у входа для таких вот особенных случаев, вышла из квартиры, заперла дверь и пошла вверх по лестнице. Ей во что бы то ни стало надо было перехватить Игната. Заготовила она для него кое-какую пакость, хотелось на реакцию взглянуть.
Конечно, он поехал на лифте. Она могла бы его у своей двери до завтра ждать. Он пешком теперь не ходил – ее боялся. И правильно делал.
– Здрассте! – вынырнула из-за угла Нина Ивановна, стоило Игнату выйти из лифта.
– Вы?! – Он отшатнулся, задел пакетом угол, и там по-стеклянному зазвенело. – Что вы тут делаете?
– Могла бы соврать, что проходила мимо. Но это неправда. – Нина Ивановна плотнее запахнула шаль на груди. – Вас караулю.
– Зачем?
Он тяжело вздохнул и, кажется, закатил глаза в изнеможении. Ну, ничего, переживет.
– Узнать, когда будут хоронить вашу жену. Хотела бы проститься, – соврала Нина Ивановна.
Не собиралась она на Ларису смотреть. Можно представить, что с ней стало! Столько времени прошло после убийства.
– Вы опоздали. – Игнат тяжело вздохнул, достал из кармана куртки ключи. – Я только что с кладбища. Ларису похоронили сегодня.
– Как жаль… – неискренне огорчилась Нина Ивановна. – Как же вы теперь один, Игнат Федорович?
Видимо, он угадал ее намерения, поэтому, криво ухмыльнувшись, поспешил открыть дверь и войти в квартиру. Если он сейчас закроется, у нее ничего не получится. Она пришла не за тем, чтобы он перед ее носом дверью хлопал! Она пришла на разведку. Ей надо было угадать его реакцию, распознать ее, чтобы было о чем говорить с милым лейтенантом Марией Проворовой. Они договорились о встрече сегодня вечером.
Не пустым же чаем ее угощать! К чаю должно быть что-то важное, какая-то информация. И она должна ее добыть. Непременно! Сейчас!
– Мужчине в вашем молодом возрасте негоже оставаться одному, – заметила она и подошла на всякий случай поближе к двери, чтобы успеть подставить сапожок, если он вдруг захочет ее закрыть.
– В каком возрасте? – нехотя отозвался Игнат.