Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Энтони хмурится: не верит в мой план или считает, что я совсем рехнулась?
Я скрещиваю руки на груди.
– Либо помогай нам, Энтони, либо я превращу тебя в краба.
Он оглядывает то место, на котором я стою, его зрачки сужаются и расширяются, словно он взвешивает серьезность угрозы.
– В краба? – Его губы растягиваются в легкой улыбке. – Она действительно может это сделать, Юстус?
Было бы здорово. Затаив дыхание, я жду ответа Юстуса. Тем более что нам больше ничего не угрожает.
Почувствовав тепло руки на лбу, вскидываю брови. Судя по тому, как веки Энтони опускаются и стремительно взлетают, Юстус стер мою печать невидимости.
Дверь распахивается, ударяясь о каменную стену.
– У тебя ровно минута на то, чтобы нарисовать волны, а потом я потащу тебя наверх силком. Лучше поторопись, нипота.
– Я быстро, – бормочу я покорно.
Как так вышло, что в свои двадцать два, да притом будучи могущественной ведьмой, я чувствую себя мельче спрайта?
Выйдя из камеры Энтони, мы идем к темнеющей впереди деревянной двери. Чем ближе мы подходим, тем сильнее стучит кровь в венах, наплывая и спадая, как волна. Нервы или же это океан?
Я поднимаю руку к потолку – настолько низкому, что кончики пальцев касаются холодного камня. Когда их окутывает влага, я вздрагиваю, а затем меня накрывает восторг. Змеи. Я не способна видеть сквозь камень, но знаю наверняка, что если нарисую печать ключа, то окажусь в океане.
Вдруг скрипит дверь спальни, и я подпрыгиваю чуть ли не до потолка.
Глава 36
Энтони кидается вперед.
– Держись за мной.
Я подчиняюсь, но в основном потому, что не могу двинуться, потрясенная: он весь раненный и изнуренный, как и я, а пытается меня защищать! Чудо вообще, что он на ногах держится.
– Дурачье, это всего лишь я, – бурчит Юстус. По коридору вновь разносятся его шаги. – Проверял, все ли ушли.
Слава Котлу! Когда сердце замедляет темп, я тыкаю пальцами в одну из своих многочисленных ран и начинаю рисовать.
Энтони оглядывает глухую пустоту.
– За сколько они доберутся до Изолакуори пешком?
– От долины мы шли почти две недели, – отвечает дедушка.
Пульс вновь подскакивает – в этот раз от возмущения: меня так долго таскали мертвым грузом! Желание разорвать это место в клочья разгорается сильнее, и я рисую быстрее.
– Думаете, раньше они не выйдут? – тихо спрашивает Энтони.
– Тареспагия кишит воронами. Монтелюче принадлежит Лору. Так что нет, они не рискнут выйти на поверхность, пока не доберутся до восточных земель фейри.
– Когда выберемся отсюда, вороны отнесут нас на Монтелюче, и мы сможем…
– Фэллон, едва мы выберемся, Лор посадит тебя под замок, – вздыхает Юстус. – Энтони хорошо знает эти туннели. Вместе…
– С меня хватит, Росси! Битва Лора больше не моя. Не смотри на меня так, Фэл.
Проводя языком по губам, чтобы избавиться от привкуса разочарования, я возвращаю взгляд к волнам, которым уже потеряла счет.
– Я уйду из Люче.
– И куда подашься? – спрашивает Юстус.
– Куда ветер направит паруса.
Я не пытаюсь убедить друга сражаться за нас. По правде говоря, пожалуй, ему действительно лучше уйти.
– Стоит проверить остальные двери, Росси? – Энтони оглядывает поблескивающие в тусклом свете факелов ручки.
– В этих комнатах никого.
Пока я украшаю потолок кровавыми волнами, в голове всплывает мысль.
– А Ифе? Куда вы ее дели, Юстус?
– Затащил в спальню матери. Ее сестра там же. И мой сын. – Юстус не произносит имени Вэнса. Не хочет, чтобы об их связи узнал Энтони? Я держу рот на замке, на случай, если так и есть.
– Мне казалось, что дом защищен от воронов, – говорю я.
– От живых, – поясняет Юстус. С моего лица сходит вся краска, и он добавляет: – Я имел в виду, не обсидиановых.
Потолок начинает дребезжать, но сложно сказать, от чего: от ярости Лора или же от моих печатей. Я облизываю верхнюю губу и ощущаю привкус соли. Хочется думать, что это вкус океана, но скорее всего – просто пот.
– Больше. – Вероятно, Юстус тоже чувствует движение океана поверх обсидиановых туннелей, поскольку он шепчет: – Добавь еще волн.
Так я и делаю: рисую волны от стены к стене, беря кровь из каждой раны на коже, пока с потолка не начинает капать. Я принимаю капли за кровь, но потом одна шлепается мне на тыльную сторону ладони – прозрачная, как капля росы. Я изучаю черный камень в поисках трещины. Дыхание перехватывает, когда на голову начинают сыпаться каменные осколки.
– Нужно вернуться… – с потолка обрушивается целая глыба обсидиана и преграждает нам обратный путь, – …в спальню! – Дедушка хватает меня за запястье и дергает в зияющий проход.
Я вздрагиваю, переступая порог комнаты, где меня лапал Данте, затем вздрагиваю вновь, но уже не от отвращения, а из-за того, что пол дребезжит, прямо как довольный Минимус.
– Сработало!
Юстус, похоже, от тревоги потер лоб и сломал печать, которую я там нарисовала, поскольку он вновь стал видимым.
Несколько горящих в коридоре факелов шипят, когда появляются новые трещины и пропускают еще больше воды. Обсидиановый замок сотрясается от очередного мощного толчка, трещины в потолке коридора разрастаются. Юстус молится себе под нос.
– Не знала, что вы такой набожный, – бормочу я.
– Я верю в Котел. Но сейчас не молюсь, а вспоминаю все лучшие моменты на этой земле на случай, если настал мой конец.
Я закатываю глаза.
– Вы чистокровный. Да притом водный. Небольшое купание в океане вам не повредит.
– Не океан меня пугает, а твоя пара: без сомнения, он решит, что я заманил тебя обратно под землю.
– Я ему… – Окончание «объясню» мгновенно вылетает из головы, когда в ней раздается его великолепным и чрезвычайно разъяренный голос.
Мы подорвали потолок, Лор!
Надеюсь, моя пара молчит потому, что любуется тем, как бурлит океан, пока тюрьма засасывает Марелюче в свое черное чрево.
Океан, Лор. Лети к океану. Я скоро буду.
Он по-прежнему не отвечает.
С губ срывается хриплый вздох: на лоб упали брызги. Я хмурюсь и вдруг замечаю капли, стекающие по трещине в потолке спальни.
– Нарисуй себе кровью жабры на горле. – Голос Юстуса эхом отражается от черных стен. – Так ты сможешь дышать.
– Разве вода не смоет печать?
– Нет. Кровь впитается в кожу и поможет тебе дышать какое-то время.
По рассыпающемуся потолку разносятся ритмичные глухие удары, словно змеи бросают в него гондолы.
– На