Я знаю все, что знает твой отец.

Возможно ли, что о нем не знала и моя мама?

Я поворачиваюсь к Юстусу с намерением узнать ответ у него, но тут меня накрывает еще одной волной. Я оглядываюсь, пытаясь определить, но тут вижу Лора, чей дым сплелся в полупрозрачное лицо, и все остальное перестает существовать. Я поднимаю руку, чтобы прикоснуться к нему, боясь, как бы пальцы не прошли сквозь его эфирную форму, однако этого не происходит. Он мягкий, как его перья, тем не менее плотный.

Над нами с головокружительной скоростью проносится стая воронов, защищая нас от дождя. За пределами их полета он тарабанит по океану, точно копыта тысячи боевых коней.

Скажи Юстусу, что Кахол отнесет его на сушу. – Нити темного дыма скользят по уголкам моих губ. – Если он что-нибудь предпримет, твой отец ответит тем же.

Я усмехаюсь: наверняка «ответит тем же» – это эвфемизм для «пырнет его стальным когтем». На туманном лице Лора мелькает мрачная улыбка, которая подтверждает мои догадки.

Какое ты кровожадное существо, Морргот.

Не крови я жажду, Фэллон, а защитить того, кого люблю.

По нашей ментальной связи проноситься его глубокий вздох.

Я поворачиваюсь к дедушке и передаю ему первую часть послания Лора, упуская угрозу. Мне бы хотелось, чтобы эти двое наладили отношения, и желательно такие, которые основаны не на угрозе отрубания конечностей и страхе обсидиановых мечей.

У него при себе обсидиан? – спрашивает Лор.

– Юстус, Лор спрашивает, есть ли у тебя при себе обсидиан?

– Нет, – отвечает дедушка без промедления, что, кажется, удивляет Лора. – Если ты вдруг мне не веришь, Рибио, напоминаю, что я наглотался соли. – Вероятно, Лор посылает ему видение, поскольку Юстус добавляет: – Мне не нужно себя калечить, чтобы почувствовать на йоту более неуязвимым.

К нам опускается ворон – отец. Его черные глаза прикованы ко мне. В них столько эмоций, что я без слов понимаю все его мысли.

– Ало, дайи!

От моего голоса его огромное тело будто бы сотрясается. Он пикирует еще ниже и проводит по моей щеке кончиком крыла. Его перья намного мягче, чем мозолистые руки, тем не менее я решаю, что люблю их одинаково.

– Я передумал: лучше сам доплыву, – бормочет Юстус. – Все-таки я водяной фейри.

Я смеюсь: существует только одна причина, по которой фейри предпочтет сразиться со змеями, нежели подняться в небеса.

Он вскидывает бровь.

– Что тебя позабавило, нипота?

– Кто бы мог подумать, что грозный генерал, столетиями терроризирующий лючинцев, чего-то боится.

Юстус ворчит, одновременно отец обхватывает его предплечья огромными когтями. Мощно взмахнув крыльями, он уносит генерала в шторм Лора. От меня не ускользает то, как замер Юстус. Он даже не пытается ухватиться за лапы своего перевозчика.

Твоя очередь, мо крау.

Боги! Надеюсь, я по-прежнему буду «его любовью», когда он узнает суть кровных уз. Почувствовав, как его цитриновый взгляд впивается в мое лицо и осматривает – от нахмуренного лба до сжатых губ, – я закрываю разум. Не хочу, чтобы он что-то увидел. Не сейчас.

Нужно сперва заскочить в бывший дом Ксемы Росси. Забрать Ифе и Имоджен.

Лор издает вздох облегчения.

Слава небесам. Я думал, они все еще в чертовых туннелях.

Вообще-то, тебе следует поблагодарить Юстуса. И Вэнса. Который, кстати, его сын.

Лоркан не выказывает удивления от этой вести.

Ты знал?

Голосом раскатистым, подобно грому, он грохочет:

Кажется, Бронвен упоминала нечто подобное.

Может, она также упомянула, как я попала в туннели?

Упомянула.

Раз она еще жива, полагаю, она прощена.

Я никогда ее не прощу, Биокин, но и никогда не заберу ее у Киэна.

Его тени превращаются в двух гигантских воронов, которые отнимают меня от волн. Только оказавшись в воздухе, я понимаю, куда мы выплыли. Стискиваю когти Лора.

Как ты мог пойти на такой риск?

Какой риск, Биокин?

Обернуться в воронов совсем рядом с тареспагинским побережьем.

С земли на нас глядят фейри – крошечные, как муравьи, и ни один не размахивает обсидиановым копьем. Невольно все внутри сжимается при виде пляжа, кишащего народом: некоторые в тюрбанах, у иных ветер развевает длинные волосы, подобно дикой траве.

Я осмелился, потому что Тареспагия теперь наша, мо крау.

С каких пор?

С тех пор, как мы заставили Таво подписать соглашение, которое Данте подписал всего два дня назад.

Я хмурюсь: странно, что Данте отдал врагам землю, под которой прячется. Если уж на то пошло, странно, что он отдал хоть какую-то землю. Не говоря уже о том, что, насколько мне известно, он не покидал своего убежища, особенно после того, как я выколола ему глаз.

Что там с глазом Данте? – спрашивает Лор, когда мы приземляемся среди дюжины других воронов перед распахнутой дверью дома Ксемы Росси.

Я проткнула его железным лезвием. – Я гордо улыбаюсь, в то время как Лор превращается в дым. – Целилась в горло, малость промахнулась, но не совсем сплоховала.

Руки моей пары скользят по моей талии и притягивают к себе.

Напомни мне никогда не переходить тебе дорогу.

Я прижимаюсь щекой к его груди и упиваюсь ощущениями, которые дарит сильное биение его сердца. Как жаль, что он не плотный, из кожи и плоти.

Где твой поврежденный ворон, Лор?

Он запечатлевает легкий, как перышко, поцелуй на моем лбу.

Давай разбудим Ифе и Имоджен, а потом разберемся с моим вороном.

Мимо нас в дом маршируют шесть воронов в человеческом обличии: вероятно, чтобы проверить, не притаились ли враги в темных углах. Остался ли здесь кто-нибудь? Я озираюсь, меня гложет тревога.

Лор, может, лучше поднимись в небо, на случай…

Мо крау, что во фразе «Я больше никогда тебя не оставлю» ты не поняла?

Я закатываю глаза, которые щиплет от усталости, соли и слез.

Боги, я и забыла, какой ты упертый.

Он берет мое лицо в нежные ладони, приближая все ближе и ближе свои глаза цвета жидкого золота, взгляд которых заворожил меня в тот самый раз, когда впервые Ло взглянул на меня.

Я не могу вновь тебя потерять, Фэллон. Я этого не перенесу. Мир не перенесет.

Я гляжу на размытый контур его губ, затем приподнимаюсь на носочках и тянусь к ним. Лор, должно быть, концентрирует дым на лице, поскольку мой рот соприкасается с чем-то твердым и прохладным, как поверхность ночного Марелюче – как оконное стекло в разгар зимы.

Его рот замирает на моем, ловит мои выдохи, губы щекочет его сердцебиение, которое я глотаю и прячу в каждой клеточке тела.

– Дом безопасен, Морргот! –