Диего де Альмагро слишком быстро переходил от завоевательного похода на Куско к завоевательному походу на Кито, и у него не было времени до 1535 года завести себе наложницу из числа коренных жительниц. Но когда он вернулся в Куско в качестве вице-губернатора, он вступил в очень выгодную связь. У Манко была «сестра, которая являлась самой главной женщиной в стране. Ее звали Марка-Чимбо. Она была дочерью Уайна-Капака и полнокровной сестрой Манко, и она унаследовала бы империю инков, если бы была мужчиной. Вместе с ней Альмагро получил столько золота и серебряной столовой посуды, что из нее после переплавки получилось восемь брусков, или 27 тысяч марок серебра. Другому военачальнику она дала из своих сокровищ 12 тысяч кастельяно. Но даже благодаря этому бедняжка не получила от испанцев ни большего уважения, ни милостей. Наоборот, ее постоянно подвергали бесчестию, так как она была очень миловидным и нежным созданием, и она заразилась сифилисом. В конце концов, позже она вышла замуж за испанца Хуана Бальса, „…“ была очень хорошей женой и умерла христианкой».

Эрнандо де Сото нашел себе женщину, о которой сложилась легенда. Хронист-иезуит Мигель Кабельо де Бальбоа услышал ее историю в Кито от двоюродного брата Атауальпы Дона Матео Юпанки. Началом романтической истории послужил союз между Инкой Уаскаром и красавицей по имени Курикуйльор, что означает «золотая звезда». Их дочь, которую также назвали этим именем, имела бурный любовный роман с послом и полководцем Атауальпы Килако, но эти Ромео и Джульетта вскоре оказались трагически разлучены междоусобной войной и очутились во враждующих лагерях. После многих приключений во время гражданской войны они нашли друг друга и жили в Хаухе, когда туда приехал Сото. Он оказал им покровительство, когда они решили креститься: Килако взял имя Эрнандо Юпанки, а его жена стала Леонор Курикуйльор. После этого они поженились по законам церкви. Вскоре, однако, Килако умер, а Сото полюбил очаровательную молодую вдову Леонор. Когда Сото занял дворец Амару-Канча на южной стороне главной площади Куско, он поселил свою любовницу поблизости. У них родилась дочь по имени Леонор де Сото, которая вышла замуж за королевского нотариуса Гарсию Каррильо и жила с ним в Куско.

Одна из сестер Атауальпы по имени Асарпай сопровождала только что возведенного на престол Инку Тупака Уальпу и испанскую армию до Хаухи. Когда Тупак Уальпа умер, королевский казначей Наварро попросил Писарро отдать ее ему, думая, что она откроет ему местонахождение сокровищ. Писарро согласился, но Асарпай сбежала в Кахамарку. Там ее нашли какие-то испанцы и привезли в Лиму в конце 1535 года. Губернатор поселил ее в своих покоях, вызвав этим ревность Инес.

Хотя у большинства испанцев были в любовницах миловидные индианки, они с большой неохотой женились на них. Они предпочитали дождаться жен из Испании. И вскоре в Перу стали появляться испанские женщины в больших количествах. Например, у Гарсиласо де ла Веги была наложницей женщина из королевской семьи Инки, которая родила ему мальчика по имени Гарсиласо, ставшего впоследствии известным историком. Но в конечном счете он женился на женщине из Испании. Алонсо де Торо, женившись на испанке, открыто благоволил своей любовнице-индианке. Это вызвало такое негодование в семье его жены, что, в конце концов, тесть убил Торо. У Алонсо де Месы был целый гарем индианок. Когда в 1544 году он начал составлять свое завещание, он признал своими пятерых детей от пяти женщин, и все они жили в его доме. Но в более позднем завещании он записал уже шестерых детей от шести женщин, а затем вспомнил, что была еще и седьмая, беременная от него.

У младших братьев Писарро также были любовницы-индианки. В 1536 году Хуан Писарро писал: «У меня была в услужении индианка, которая родила девочку, которую я не признаю своей дочерью». Гонсало Писарро решил, что у него тоже должна быть женщина королевской крови. Он вдруг почувствовал страсть к Куре Окльо, сестре и жене Инки Манко. Его домогательства этой женщины возмутили местную знать. Сын Манко описал, как верховный жрец Вильяк Уму и полководец Тисо упрекали Гонсало «с суровыми и сердитыми выражениями лица». Ответ Гонсало Вильяку Уму был типичным ответом бандита. «Кто это научил тебя так разговаривать с королевским губернатором? Разве ты не знаешь, что такое испанцы? Клянусь жизнью короля, если ты не заткнешься, я тебя поймаю и так позабавлюсь с тобой и твоими дружками, что вы на всю жизнь это запомните! Клянусь, если ты не умолкнешь, я вспорю тебе брюхо и разрежу тебя на мелкие кусочки!» Манко собрал какое-то количество сокровищ и в надлежащий момент вручил их испанцу, но Гонсало не удовольствовался только ими. «Ну, сеньор Инка Манко, а теперь давай сюда госпожу койю. Все это серебро просто прекрасное, но на самом деле мне нужна именно она». Манко в отчаянии уговорил одну из придворных дам своей сестры по имени Ингиль переодеться в платье койи. «Когда испанцы увидели, что она выходит, такая нарядная и красивая, они обрадовались и закричали: „Да, это она, это она! Хоть взвешивай ее — она койя!“ Но Гонсало продолжал настаивать: „Сеньор Инка Манко, если она предназначена мне, отдайте ее мне прямо сейчас, потому что дольше я не выдержу“. Мой отец [Манко] позаботился, чтобы подготовить ее. Он сказал: „Да, я поздравляю вас. Делайте с ней что хотите“. И вот [Гонсало] вышел вперед и, не обращая ни на кого внимания, стал обнимать и целовать ее, как будто она была его законной женой. Мой отец и все остальные были сильно удивлены и засмеялись, видя это, но Ингиль пришла в ужас оттого, что ее обнимает неизвестный ей мужчина. Она закричала как сумасшедшая и сказала, что она скорее убежит, чем останется лицом к лицу с такими мужчинами. Когда мой отец увидел, что она ведет себя так безрассудно, отказываясь пойти с испанцами, он понял, что его собственная свобода зависит от того, пойдет она с ними или нет. Он сердито приказал ей идти с ними. Увидев моего отца в таком гневе, она послушалась и пошла, больше из страха, чем по какой-либо другой причине». Этот обман Манко не имел успеха, так как позже он сам написал: «Гонсало Писарро забрал мою жену, и она все еще у него».

Манко был явной мишенью для алчных испанцев в Куско. Все они знали, что по приказу Атауальпы в Кахамарку были привезены легендарные сокровища, и поэтому многие предполагали, что его брат так же может вызвать как по волшебству такие же богатства. Испанские военачальники всегда донимали Инку, и на какое-то время ему удавалось ублажить их, открыв тайники с драгоценностями. Испанцы надоедали ему своими домогательствами, пока эти притеснения не стали невыносимыми. Вильяк Уму вернулся в Куско и доложил о жестокостях, творимых экспедицией Альмагро. Полководец Тисо, самый крупный военачальник империи из оставшихся в живых, сообщил, что по всей стране рушится система управления инков, и рассказал о произволе испанских захватчиков. Инки из числа сторонников Уаскара теперь поняли, что их одурачили: освободившись от китонской оккупации, весь их народ все больше оказывался во власти иностранных захватчиков. А Манко так цеплялся за титул Инки в надежде, что с устранением соперников ему удастся возродить престиж монархии. Раньше, чем он сам этого захотел, его побудили к действиям личные оскорбления, нанесенные ему испанцами в Куско. А его решимость укрепили советы старейшин Вильяка Уму, Тисо и Анта-Аклья, стоявших во главе церкви и армии. Они убеждали молодого Инку со страстным патриотизмом: «Мы не можем всю свою жизнь жить в такой нищете и зависимости. Давайте восстанем раз и навсегда. Давайте умрем за нашу свободу, за наших жен и детей, которых они постоянно забирают у нас и подвергают оскорблениям». Доводы этих старейшин имели успех. Осенью 1535 года Инка Манко принял важное решение восстать против испанцев и, встав во главе своего народа, попытаться изгнать завоевателей из Перу. Такое решение означало отмену политики сотрудничества, которую проводил и сам Манко, и его предшественники Тупак Уальпа и Атауальпа. Теперь молодому Инке предстояло возглавить сопротивление, которое первоначально вели его заклятые враги Кискис и Руминьяви.