Все что происходит дальше, должно быть, похоже на ад. Прежде чем я успеваю сообразить, что случилось, одна из полусфер купола управления разрастается, поглощая меня и Ведо. Она образует полупрозрачную капсулу, сквозь матовую поверхность которой я вижу, как вдребезги разбивается поверхность купола, и его осколки мириадами мелких частиц сперва рассыпаются в разные стороны, а затем зависают в пространстве как дырявая шапка гриба. Лицо Ведо исказила гримаса боли. Он срывает с мочки уха кристалл и бросает его в сторону. До меня доходит, что Ишияк гибнет, и его капитан проживает агонию, которую испытывает еще живой корабль.

Что-то давит на скованные ноги, на лицо, будто гигантская ладонь прижимает тело к креслу. Но вместо пространственного перехода наша капсула просто с большим ускорением пробивается сквозь осколки, оставляя остатки корабля далеко позади.

Какое-то время мы молчим. Капсула почти прозрачна. Космос так близко, что кровь стынет в жилах. Кажется, мы сильно вращаемся, потому что звезды водопадом проплывают сверху вниз. Не знаю, сколько прошло времени с момента отстыковки капсулы, но, судя по тому, что мы еще живы, наши преследователи потеряли ее из вида.

— Это конец? — я решаюсь озвучить вопрос, хотя боюсь услышать ответ. Мышцы свело от напряжения, костяшки пальцев, вцепившиеся в подлокотники кресла, побелели.

Ведо смотрит в точку перед собой. Не знаю, что он в действительности сейчас чувствует. Даже для меня потеря Ишияк — трагедия.

— У этой капсулы есть небольшой запас собственного топлива. Его должно хватить, чтобы автоматика довела ее до ближайшего объекта размером хотя бы с малую планету и зафиксировала на орбите, — говорит он, — Думаю, это будет один спутников Урана.

— Они все равно нас найдут, — ни то спрашиваю, ни то констатирую очевидное.

— Попробуют, — соглашается Ведо, — но это очень сложно сделать, если только мы не включим сигналы бедствия. Где-то через три часа запасы кислорода начнут иссякать. Столько времени они и потратят на поиски, хотя им точно неизвестно направление движения капсулы. Так что либо мы действительно включим маячок, чтобы нас нашли, либо…

Я нащупываю на груди цепочку с устройством Деко. Раздумываю несколько секунд.

Что я ему скажу? Стоит ли вообще что-то сообщать, если он ничем не сможет помочь? Ни один сатурнианский корабль не сможет нас вытащить отсюда за три часа. Но все же…

Ведо поворачивается в мою сторону, в его взгляде столько решимости — я хотела бы обладать хоть сотой долей ее.

— Тетис, ты мне доверяешь?

Я киваю и качаю головой одновременно. Движение выходит странное, но Ведо это не смущает. Он быстро выстегивается из своего кресла и начинает копошиться под моим.

— Что ты делаешь?

— Эта капсула оборудована системой заморозки. Только вот рассчитана она на одного. Нужно переконфигурировать конструкцию ремней и снять блокатор с автоматики.

— Ты хочешь заморозить нас?

— Тебя.

— Нет, стой! — мной овладевает паника, — Должен быть иной выход!

Он прекращает активность и смотрит на меня в упор.

— Все просто. Если мы подадим сигнал бедствия, нас засечет ищейка и с вероятностью 98,97 % уничтожит. Все будет так как они хотели. Меня скорее всего восстановят с минус одной жизнью, а вот ты… — Он умолкает, но понимание того, что он имеет в виду повисает в воздухе, — Так ты сможешь спастись. Когда-нибудь. Возможно, я смогу тебя когда-нибудь спасти.

Когда-нибудь. Я нервно сглатываю. Быть может, Ведо прав, и это действительно шанс. Хоть какой-то шанс. Но я не могу на него решится. Что будет, когда я проснусь? Что я найду? И проснусь ли я вообще?

Пока я пытаюсь разобраться в разбегающихся мыслях, спинка моего кресла вместе со мной резко откидывается назад. Ведо вручную пристегивает мои лодыжки.

— Просто пойми, что самое худшее с нами уже случилось, — подбадривает он, видя мой панический страх, — Бояться больше нечего. Нечего терять, понимаешь?

Ведо переходит к нагрудным ремням и замечает, что я все еще судорожно сжимаю цепочку.

— Не надо, Тетис. Нас обнаружат.

До меня словно запоздало доходят его слова, преломляясь в сознании тысячей смыслов, как лучи света на многогранном кристалле. «Нам нечего терять, и мы умрем» — несет в себе один преломленный луч. «Нам нечего терять, и мы воскреснем» — звенит в голове другой. И есть среди них тот, который я еще не до конца осознаю. Я хватаюсь за ворот его куртки:

— Я не могу пойти на это одна, без тебя.

— Можешь, — спокойно отвечает Ведо, расцепляя мои пальцы и сжимая их в своей ладони.

— Обещай мне, что отыщешь меня, — это смешно, потому что я знаю, он не может этого пообещать. Однако Ведо серьезно отвечает:

— Я обещаю, Тетис. Я отыщу тебя. Скоро.

Краткая вспышка озарения заставляет меня притянуть Ведо к себе и со всей скорбной, безнадежной страстью поцеловать.

Секунду не происходит ничего, но затем его губы отвечают мне, и я растворяюсь в этом поцелуе, дарующем забвение.

Ведо отстраняется и смотрит на меня глазами, похожими на две черных звезды с ореолом огненного света по краям. Должно быть, я уже брежу. Легким движением он толкает меня в грудь и заставляет улечься в кресло. Теперь он целует меня. Нежно и бережно. Я хочу, чтобы это длилось вечно.

Для меня это будет длиться вечность.

Его рука исчезает у меня за спиной, и в тот же миг стальная хватка ремней сковывает тело.

Он отстраняется и закрывает мое лицо маской.

— Спокойной ночи, Тет, — тихо произносит он, пока я задыхаюсь.

Глава 19. Синук

Что происходит, когда твои тело и разум спят в стазисе? Месяцы, годы, сотни, а может быть тысячи лет? Свидетелем каких событий ты можешь стать, пока время стремительно мчится вперед? Какие изменения претерпевает твое тело? Теряется ли часть твоего собственного Я, твоей души?

— Это и есть она?..

Незнакомый женский голос слышится издалека, но этот звук раскаленной спицей врезается в темя.

Когда я снова открываю глаза, то все еще ожидаю увидеть лицо Ведо, однако вместо него мелькает незнакомая хмурая физиономия. Картинка перед глазами расплывается черно-белыми кляксами.

Я должна была бы испугаться, но мне настолько плохо физически, что разум сосредоточился на внутренних ощущениях, а не на том, что происходит вокруг. Я закашливаюсь, инстинктивно поднимаюсь, пытаясь сесть, но в глазах темнеет, и я падаю назад. Чьи-то руки мне в этом помогают.

— Не двигайтесь. Вы целы и скоро придете в норму.

Еще один новый голос. Со мной говорят на лиамедском языке. Это может означать только одно: нам не удалось