Сандро сжирали комары, в чем, разумеется, была виновата я, поскольку разбавила итальянские гены непрокусываемости своей английской бледностью и чувствительностью. После того как Массимо зло высмеял мой вид в купальнике, я придумывала всяческие увертки, лишь бы не раздеваться. В семь часов вечера Анна резко меняла привычную точку зрения и принималась настаивать, чтобы Сандро не ложился спать до полуночи: «Мы же сейчас в Италии», а на следующий день мне приходилось разбираться с последствиями. Массимо выходил из себя, потому что Сандро стеснялся попросить по-итальянски клубничное мороженое. Кейтлин прекрасно играла в «Эрудит», даже мокрые волосы прихватывала шикарной заколкой, и ее гладкая кожа золотилась бронзовым отливом, а у меня шелушился нос и шевелюра от влажности вилась мелким бесом. Франческа дельфином носилась туда-сюда по всему бассейну, а Сандро орал благим матом, пытаясь выбраться из лягушатника. Массимо наотрез отказывался есть макароны, когда была моя очередь готовить, и уверял, что его тошнит, а потом шипел на меня за «отвратительную английскую кашу без соли».

В воспоминаниях были разбросаны и крохи нежности, крупицы одобрения, за которые я цеплялась. Вот муж поднимает мне подбородок, смотрит в глаза и произносит: «Беллиссима»[29]. Вот показывает звезды на тосканском небе. Мягко втирает мне в плечи крем от загара, завершая процесс размашистым росчерком и поцелуем. Срывает цветок бугенвиллеи и закладывает мне за ухо. Но все эти капельки счастья поглощались, смывались непредсказуемыми приливами мужниного гнева.

Едва я вытащила чемоданы с чердака, как в дверь постучала Мэгги. Без своей обычной улыбки во весь рот, явно напряженная. Неужели она уже собрала все свои любимые пестрые вареные футболки и прочие отпускные наряды?

– Можно зайти на минутку?

Я отступила и махнула ей рукой, хотя на самом деле не хотела впускать, намереваясь заняться сбором вещей до возвращения Массимо.

Волосы у Мэгги были растрепаны сильнее обычного, а хлопковый топ выглядел так, словно его выудили со дна бельевой корзины. Она накручивала на палец локон, будто собиралась сказать нечто такое, что мне, возможно, совсем не захочется слышать. Я принялась рыться в памяти, пытаясь припомнить, где и когда могла ослабить бдительность и фрагменты каких истин невестка собрала по кусочкам, пока я пыхтела, раздумывая, не переключиться ли на четвертую передачу. Не довериться Мэгги было невозможно: ее природная сердечность притягивала, давая ощущение, что эта женщина все понимает и не норовит со скрытым высокомерием дать тебе почувствовать, что на твоем месте справилась бы лучше. Ее суждения не пытались отыскать, а то и пробить в чужой броне щель, надеясь найти богатую почву и пустить корни. В отличие от Фаринелли, для которых любое постороннее мнение означало, что ты плохо слушала их убедительные аргументы.

Взгляд Мэгги скользил по моему лицу, язык нервно облизывал губы. Я хотела остановить ее, прежде чем она задаст тот самый вопрос. Если бы меня спросили вслух, почему я терплю Массимо, почему не бросила его, хотя он методично разрушает мою личность, пока не останется лишь набор условных рефлексов «да/нет/прости», – не знаю, смогла бы я и дальше разыгрывать спектакль семейной гармонии и счастья. А если я больше не смогу притворяться, что тогда? Последствия будут настолько ужасны, что их лучше даже не даже представлять.

Сердце зашлось от одной мысли о борьбе за Сандро. Ради победы Массимо пойдет на все. А вдруг мне действительно придется бросить сына? Тогда ему останется, стиснув зубы и кулаки, чтобы не плакать, наблюдать, как я – единственный человек, который может его защитить, – ухожу или уезжаю прочь. Я не могла такого допустить.

И поэтому принялась старательно выпроваживать Мэгги, пока ее вопрос еще не вырвался наружу и не заставил меня взглянуть прямо в глаза безумию моей жизни.

– Я отбираю вещи для отпуска, сама знаешь, дело небыстрое. Постоянно прикидываешь, что положить «на всякий случай», но если не сосредоточиться и начать отвлекаться, непременно что-нибудь забудешь.

Мэгги кивнула:

– Не буду мешать, просто хотела спросить тебя кое о чем.

Мне до дрожи хотелось закрыть уши ладонями и не слышать того, что она собиралась сказать. Но нельзя же хамить человеку, который неизменно добр к тебе. С неохотой я впустила ее на кухню, остро осознавая, насколько неприятны голые стены и пустые поверхности. Выйдя замуж за Нико, Мэгги превратила кухню Кейтлин в место, где хочется задержаться. При виде пышных растений, пушистых подушек и ярких керамических мисок, которые Берил выискала на барахолке, хотелось выпустить скрытые мысли в мир, в эту уютную пещерку, где ручеек разговора мог свободно журчать, не нуждаясь в фильтрах и не опасаясь подводных камней.

Невестка примостилась на одном из наших барных табуретов, теребя пальцами подол халата.

– Можно с тобой поделиться? Ты никому не скажешь?

Я промолчала, сообразив, что пыталась ответить на вопрос, который еще не задали. И уже подготовила привычные реплики, отговорки со смехом, небрежные пожимания плечами, мол «да что здесь интересного», с годами отработанные до совершенства. Можно было сказать: «Просто у него такое чувство юмора, он ничего плохого не имеет в виду». Или: «Все дело в итальянской крови, средиземноморском темпераменте. Фаринелли грешат некоторой пылкостью. Впрочем, он довольно быстро приходит в себя». Еще можно кинуть пустой взгляд и: «Да? А я ничего и не заметила. Не понимаю, о чем ты говоришь».

Мэгги потерла глаза.

– Прости, что вываливаю это на тебя, Лара, но я ужасно переживаю из-за грядущего отпуска. Весь последний месяц Франческа то и дело грубит мне. Даже если мы дома вчетвером, мне очень обидно, но как подумаю, что она и в присутствии Анны будет смотреть на меня, словно на кусок дерьма, так просто рыдать хочется. И ведь моя мама не потерпит от Франчески хамства и непременно вмешается, а я окажусь между двух огней. Даже ехать не хочется. – И тут она расплакалась, но не так, как я, сдержанно всхлипывая, а навзрыд.

Весь адреналин, который я собиралась выпустить, преисполненная благородного негодования, отчего-то хлынул в ноги, и они затряслись. Я села на табурет, с ужасом понимая, что Мэгги с ее жизнерадостной, искренней душой даже представления не имеет, на какие высказывания и поступки способна Анна.

Привыкнув сдерживать эмоции, упаковывать и переупаковывать их в приемлемые для мира формы, я не сразу поняла: даже у Мэгги могут быть собственные демоны. Должно быть, на лице у меня отразилось неподдельное изумление, потому что Мэгги запнулась.

– Извини, наверное, не следовало тебя нагружать, но Нико я ничего не могу сказать, потому что он и так не в себе из-за Франчески. Я знаю, как ей тяжело, но девочка меня просто ненавидит.

Наконец