пронзает меня, от чего мои колени слабеют. Другая его рука скользит по моей пояснице, притягивая меня к себе. Это ошеломляет, опьяняет, и на мгновение я забываю обо всем остальном — где мы, кто мы, все это теряется в пылу момента.

Затем в воздухе разливается слабый запах растопленного масла и горящего хлеба, заземляя меня.

— Подожди, — выдыхаю я ему в губы, прижимая пальцы к его груди, чтобы создать немного пространства.

Его лоб прижат к моему, его дыхание прерывистое, он пытается успокоиться. — Что? — спрашивает он хриплым голосом.

Я бросаю взгляд на стойку, на брошенную тарелку с жареным сыром. — Мы сожжем ее, если не уберемся поскорее, — говорю я, и у меня вырывается дрожащий смешок.

Он следит за моим взглядом, и в его груди раздается тихий смешок. — Полагаю, это было бы обидно, — говорит он, хотя его тон подразумевает, что еда — последнее, о чем он думает.

Но он неохотно отступает, тянется к тарелке и поднимает ее. — Если мы это берем, значит, мы делаем это правильно, — говорит он, снова ухмыляясь и кивая в сторону лестницы.

Я приподнимаю бровь, но следую за ним, и мое сердце все еще колотится, пока мы поднимаемся вместе.

В спальне он ставит тарелку на тумбочку, прежде чем откинуть одеяло. — Давай, — говорит он, жестом приглашая меня сесть.

Я устраиваюсь на кровати, внезапно осознавая, насколько это интимно, но напряжение смягчается, когда он протягивает мне половину сэндвича и присоединяется ко мне.

Впервые за то, что кажется вечностью, я смеюсь — тихо, искренне, — пока мы сидим, разделяя полуночный перекус в постели. Это странно и сюрреалистично, но каким-то образом это кажется совершенно правильным.

Серж откидывается на спинку кровати, теплый свет от прикроватной лампы мягко освещает его лицо. Он уже съел половину сэндвича, его острые, расчетливые глаза метались между мной и оставшимся куском, лежащим на тарелке у меня на коленях.

Я беру сэндвич, протягиваю ему, приподняв бровь. — Вот, — говорю я, мой тон легкий, но дразнящий. — Ты большой парень, тебе не помешает больше еды.

Он прищуривает глаза, на его лице мелькает подозрение. — Ты вдруг становишься ужасно щедрой, — говорит он сухим тоном.

Я стону, театрально закатывая глаза. — О, ради Бога. — Я намеренно откусываю кусок сэндвича, преувеличенно пережевывая перед тем, как проглотить. — Видишь? Не отравлен. Удовлетворен?

Его губы дергаются, словно он борется с ухмылкой, но он пожимает плечами и все равно берет у меня сэндвич, откусывая его без дальнейших споров.

— Ты невозможен, — бормочу я, стряхивая крошки с пальцев.

— Я дотошен, — возражает он, на этот раз его ухмылка пробивается наружу.

Мы сидим в уютной тишине на мгновение, остатки сэндвича исчезают между нами. Странно, как легко это ощущается, сидеть здесь с ним, без напряжения или притворства. Только… мы.

Я смотрю на него, изучая его профиль, пока он доедает последний кусок. — Итак, — говорю я осторожно, откидываясь на подушки. — Ты собираешься рассказать мне, где ты был сегодня вечером?

Он слегка наклоняет голову, его взгляд скользит по мне с легким весельем. — Почему ты спрашиваешь?

Я пожимаю плечами, стараясь говорить непринужденно, хотя мой живот скручивает от незнакомых эмоций. — Уже поздно. Обычно ты не уходишь так надолго. Я подумала, что ты захочешь быть дома с близнецами.

Его ухмылка становится шире, и он ставит тарелку на тумбочку, прежде чем полностью повернуться ко мне. — Ты догадалась, — повторяет он, его тон дразнящий. — Или ты волновалась.

— Я не волновалась, — огрызаюсь я, хотя приливающий к щекам жар выдает меня.

— Нет? — Он наклоняется ближе, его глаза блестят озорством. — Тогда почему ты спрашиваешь?

— Потому что я… — Я замолкаю, смущенная его острым взглядом. — Потому что мне любопытно, вот и все.

— Любопытно, — повторяет он, его голос низкий и ровный. — Или ревновала?

Это слово застает меня врасплох, и я слегка напрягаюсь, мой румянец становится гуще. — Не льсти себе, — говорю я, пытаясь казаться беспечной.

Его смех глубокий и грудной, звук окутывает меня, как теплый шелк. — Ты ужасная лгунья, Кьяра.

Я фыркнула, скрестив руки на груди. — Ладно. Может, я думала, что ты с кем-то другим. Теперь счастлив?

Его ухмылка смягчается, превращаясь в нечто почти ласковое. — Я работал, — говорит он, теперь его тон искренен. — Не с кем-то другим. Просто занимался делами.

Я отвожу взгляд, смущенная своей вспышкой. — Хорошо, — бормочу я, сосредоточившись на пятне на стене.

Его рука слегка касается моей, снова привлекая мое внимание к нему. — Хорошо? — повторяет он, выгнув бровь.

— Да, хорошо, — говорю я твердо, хотя голосу не хватает той остроты, которую я хотела бы иметь. — Близнецы заслуживают отца, который ставит их в приоритет.

Он смотрит на меня долгое мгновение, выражение его лица невозможно прочесть, прежде чем кивнуть. — Так будет всегда, — тихо говорит он.

Прежде чем я успеваю ответить, дверь скрипит, открываясь, и тишину нарушает тихий голос.

— Папа? Мама?

Мы оба оборачиваемся и видим, как Алиса стоит в дверях, крепко сжимая в руках своего плюшевого кролика. Ее широко раскрытые глаза полны беспокойства, а губы слегка дрожат, когда она входит внутрь.

— Что случилось, дорогая? — спрашиваю я, выпрямляясь.

— Это Лео, — говорит она дрожащим голосом. — Он… он упал.

Серж мгновенно вскочил на ноги, его лицо потемнело. — Упал, что ты имеешь в виду? Откуда?

— Двухъярусная кровать, — говорит Алисса, ее голос срывается, а на глаза наворачиваются слезы. — Я говорила ему не забираться в темноте, но он не послушал!

Я уже двигаюсь, спешу подхватить Алису на руки, когда Серж шагает к двери. — Он проснулся? — спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно ради нее.

Алиса кивает мне в плечо, шмыгая носом. — Он плачет. Он говорит, что у него болит рука.

Серж оглядывается на меня, сжав челюсти. — Пошли.

Мы спешим по коридору, Алиса крепко прижимает меня к себе, пока мы направляемся в комнату близнецов. Мое сердце колотится в груди, страх царапает края моих мыслей.

Когда мы заходим в комнату, Лео сидит на полу, прижав руку к груди. Его лицо красное и заплаканное, и он смотрит на нас широко раскрытыми испуганными глазами.

— Лео, — выдыхаю я, опускаясь на колени рядом с ним. — Милый, что случилось?

Он шмыгает носом, его голос дрожит. — Я… я хотел проверить, смогу ли я быстро подняться, как Алиса, но я поскользнулся.

Серж приседает рядом со мной, его большая рука нежно лежит на плече Лео. — Дай-ка я посмотрю, — говорит он, его голос спокоен, но тверд.

Лео колеблется, его маленькое тело дрожит, когда он протягивает руку Сержу. Я вижу боль, отпечатавшуюся на его заплаканном лице, и моя